Моё мрачное утро снова начиналось после бессонной ночи, и в электричке я занял место у окошка почти в центре вагона, накрылся шуршащим капюшоном и почти задремал.
Очнулся я от мягкого но сильного толчка - напротив меня мешком плюхнулся подвыпивший бомж, лет эдак примерно шестидесяти.
Пересесть было уже некуда и поездка в город явно собиралась быть изначально неудачной: старик то улыбался, то ругался и размахивая руками, кому-то грозил. Глаза его блуждали и весь облик его вызывал во мне тоскливое отвращение.
Так мало этого, сзади ещё и раздалась громкая музыка. Играли на переносном синтезаторе обработку известной композиции не очень известного композитора. Музыкант играл талантливо, но очень громко и уснуть уже не было сил.
Бомж перестал грозиться, но начал беспорядочно бить ладонями по груди и коленкам, как ему казалось, в такт музыке, с гортанными викриками типа "Эх", "Ох".
Вставать с насиженного места и идти в холодный тамбур было лень, поэтому я выпрямился, снял капюшон и с ужасом и негодованием стал смотреть на алканавта, ища поддержки у соседей. Но пассажиры старались не замечать его, уткнувшись в книги и газеты.
В это время в дверях передо мной показался огромный аккордеон. Его нёс востроносенький мальчуган, почти весь спрятанный за инструментом. Некоторое время он слушал электронную музыку, потом неожиданно развёл руки и уверенно стал копировать своего визави.
- Сколько же у нас талантов, - подумал я.
Пьяный, услышав гармонь, стал петь, как собаки иногда воют на луну. Дуэль исполнителей длилась недолго. Синтезатор умолк.
Мальчик играл не так громко. Парню удалось оживить мелодию. Когда он поравнялся с моей скамейкой, ему попытался подыграть клавишник, сначала едва слышно, а затем чуть громче. Они здорово дополняли друг друга.
Вдруг что-то тихое, но пронзительно-высокое донеслось до меня.
- Скрипка, неужели скрипка? - обрадовалось моё сердце. И правда, музыканты перестали играть и все услышали грустно-печальные в своей высоте звуки скрипки. Скрипка плакала, щебетала. Звук то взмывал ввысь, то уходил в глубину. Музыканты несмело, едва слышно пытались вставить фразы и через какое-то время они успешно подыгрывали скрипке.
Сидящий напротив тупо замер, уставившись на импровизированный оркестр, и, судя по всему, впал в прострацию.
Последней была флейта. Тихий её звук нещадно резала скрипка.
И вновь умолкли прежние исполнители.
Играла флейта, ещё тише скрипки. Звуки были нежные и хрупкие. Неземное очарование разлилось в воздухе.
Я поднял голову и среди бесстрастных лиц пассажиров увидел, что напротив меня сидел тот же бомж. Искренние слёзы текли по его щекам. Я опустил глаза и простил ему всё.