Я видел страшный сон,
ужасные и злые лица
окутали мой мир чёрным листом.
И я так жаждал испариться!
Исчезнуть,
ускользнуть!
Потом,
как показалось мне,
проснулся.
И разбудил я друга своего.
Спросил, не сплю ли.
И вновь эта ужасная гримаса,
и еще сотня злобных лиц,
и я бежал, я крался,
хотел лишь унестись подальше.
В другие сны.
Где теплится на троне красота,
где свет, где лица поприятней
и подобрей.
Но тщетно.
Меня все время находили,
и вновь со злобою
смотрели на меня.
Тянули руки.
И повторялось так раз пять,
а может десять,
не вспомню я уж точно.
И все же я проснулся,
по-настоящему, не понарошку.
С трудом поднялся, осмотрелся
и с облегчением вздохнул.
Прошел примерно час.
Пора идти.
Я выполз из подъезда.
Темно и холодно.
На небе ни одной звезды.
Темно и холодно.
Привычно?
Быть может, для кого-то,
но не для меня.
Пошел третий десяток,
а я всё не привыкну,
всё не пойму,
как можно быть счастливым,
когда лишь тьма и стужа,
и грязь, и лёд, и я тону
во всей этой поганой мерзости.
Я замерзаю в ледяном аду.
Страдаю за грехи,
которых я не совершал,
а может просто не запомнил.
Что толку от рефлексии?
Только больней
и омерзительней.
Надо идти.
И пусть не предназначен я для жизни
в холодном климате,
в этой стране
и в этом мире.
Надо идти.
Мороз меня убьет,
и льдом своим жестоким
до самоей души прожжет,
да и её не пожалеет.
Убьёт все светлое,
оставит лишь тоску
и грязные ботинки.
Надо идти.
Стою на остановке, мерзну.
Автобус старый,
безразличный
и именно в своём
безликом безразличии
столь сокрушающе ужасный.
И люди в его мерзком пузе
такие же как он,
глухие и безликие,
отравлены его душком.
Или, быть может,
родилИсь лишь для того,
чтоб в нём сидеть.
И я такой же, как они,
и город за окном.
Одним своим существованием
сводящий саму жизнь на нет.
Обычный город,
тусклый, серый и больной,
невзрачный,
как будто даже не живой.
Я ехал вдаль
на колеснице мертвых,
врезаясь взглядом
в панельные дома.
И лучше бы я спал.
Пусть лучше снова демонические лица,
чем чуять весь этот привычный смрад.
Но вот пришла пора мне выходить.
Туда, где мир еще темней и холоднее,
где лучше никогда не быть,
а зимним утром – так вернее.
Два перехода сквозь дороги,
сквозь трассы грязные,
где нету не души,
и лишь стальные автоматы
ревут,
пространство разрывая на куски.
Обход для слабых,
а ведь я,
хоть может быть и слаб,
но лишний раз
в том не желаю расписаться
перед самим собой.
И я пошел.
Поковылял, сказать точнее.
Снег по колено, весь в грязи,
лицо замерзло, ноги тоже,
замерзли руки.
И хочется лишь одного:
глаза закрыть,
упасть на землю
и заснуть.
Похоронить себя в могиле
из холода,
из тьмы
и из печали,
и не проснуться никогда.
Но нет, нельзя.
Надо идти.