«И лежишь на снегу,
Снег снежит и снежит!
И тебе, гайдуку,
Любо-дорого жить.
И душа не поймет,
Ты лежишь и лежишь...
Или Бог, или черт,
Или мертв, или жив!»
Из «Движения»
+++++++++++++++
Толстуха в оранжевой жилетке укладчицы дорог заметила насквозь промерзшего, стоящего на омерзительном, промозглом ветру парня у двери шашлычной на МКАД. Шашлычную крышевали армяне от Рудика Бакинского. Обслуживала она примерно 100 машин в день. За шашлычной боевики из бригады Рудика отжимались на льду на кулаках. Укрепляли кентосы, костяшки. Это было весело.
Скиф посмотрел по ту сторону Кольца на дома, где - уже был вечер... - уютно зажигались огни квартир, люди приезжали с работы. Сейчас сядут мирно ужинать за стол, потом будут дружно смотреть телевизор. Там тепло и уютно.
Худой и небритый, Скиф он был похож на солдата спецслужб, вернувшегося с войны. Вернее, спецсолдата, Джин Грин Неприкасаемый, Гривадий Горпожакс. Мимо проехала милиция. Пэтэушники, усмехнулся Скиф. Он подкинул кусок льда ногой и врезал по нему вертушку с разворота. Лёд перешёл в с брызги, своё настоящее измерение. Мы вообще все вода, а не лёд. А «ПТУ» по-английски совсем не то, что вы подумали! Это "Police Top Unit", лучшие подразделения полиции. Мент конвойному не кент, полиция не армия. Сигареты «Кент» придумал Вор в законе.
Скиф был похож и на изгоя из одноименного рассказа Лавкрафта, не хватало только кладбища! Своего небольшого личного погоста, куда бы свозили жертв их ОПГ.
- Не знаю, как вы, а я копать не буду, - заявил как-то раз Скиф, имея в виду вариант, если его вывезут враги из другого «профсоюза» за Кольцевую копать себе могилу.
То ли неудачник, то ли алкоголик, то ли преступник, а, может, все вместе, Скиф стоял и смотрел на огни на той стороне МКАД. Так смотрят через запретку на волю заключённые. Говорят, Батя перекидывал через запретку за ограду своей жене букет цветов, вряд ли. Если только его мамой не была олимпийская чемпионка по метанию. Через запретку даже Бита бы не перекинул.
Скиф стоял и смотрел вдаль, это был момент истины! Ведь где-то там осталась его первая семья, квартира, работа, библиотека, в которую отходил читать подборку газеты «Физкультуры и спорта» по атлетической гимнастике, упражнения демонстрировал на фото Гайка Митрич. Гойко Матич то есть. Ещё он читал Юрия Власова «Стечение трудных обстоятельств».
К Скифу вернулись свобода и предельное одиночество. Почти такое же, как у Оямы. Который тоже был обреченный на одиночество. «Не для счастья, не для счастья мы рождены, - про себя повторял он. - И зло, и добро пустое». Эмоционально вовлеченный в свое прошлое, считая только врагов своим настоящим, реальным опытом, он был раздражен. Состояние войны стало для него естественным, постоянным процессом:
- Кто победит? Кто выиграет? Движение!
Хотя, если честно, иногда он думал сдать кому-то свою агрессию долларов за пятьсот. Купить себе новый спортивный костюм, снять квартиру, стать тренером. Только кто ее возьмет? Эту агрессию? Перед кем капитулировать? Тут нужен покупатель. Спорт, это не человек, это путь. Так сказать, Дао. Китайцы все уже давно поняли.
Мир, в котором Скиф вырос, уже с 80х представляет собой гигантский рынок, магазин, думал он. Перестройка! Все покупается, все продаётся. Ты можешь торговаться о выходе из мира сего и входе в него, а если кто-то станет тебя разводить, обманывать, ты можешь начать ссориться с ним. Или пойти в следующий отдел и купить ту же самую вещь дешевле, а то и вовсе за нее не платить, в Движение. Как там сказал Абдулла? В «Белом солнце пустыни»:
- Мой отец работал всю жизнь, а потом Аллах сказал мне, сядь на коня и бери все, что тебе надо!
Все, что мы делаем в нашей жизни, основано на бизнесе, потому что мы так привыкли. Бабло побеждает. Так же и мы, братва, Движение есть война. Кому смерть, кому мать родная! Не тот мужчина, кто много ест, а кто много срёт.
На столе лежит программа,
Срать не больше килограмма,
Тут пришёл стрелок могучий
И насрал четыре кучи!
Тут пришёл индийский слон
И насрал 16 тонн.
Студент читал этот стих в баре «16 тонн», Движение!
Скиф снова улыбнулся, впрочем, мы становимся жертвами этой своей бизнес-агрессии, удары возвращаются. Мы начинаем сами уничтожать себя, делать свою жизнь ничтожной. Войны между ОПГ. Пережить все это, пройти весь путь самому самое верное. Но в этом путешествии можно и погибнуть! На кладбищах целые аллеи героев Движения, так сказать, галереи. Обычно мы не хотим это признавать.
- Все в порядке, все под контролем! - любит говорить братва. - Все ровно.
Как же! Идем-то вверх по ведущей вниз лестнице. По крайней мере надо делать это красиво.!
- Просто расслабься и отдохни, все будет хорошо, - сказала ему на даче у Бати подруга Студента Оксана. Ноги модельные. Сиськи так себе, но сиськи можно оттянуть, сделать большими. Ноги же не переделаешь.
- Не все так просто, - сказал Манерный.
Ха, начал лыбиться Скиф, это уже давно все поняли. Все очень тонко! Очень трудно идти по пути к себе в преступном мире. Еще труднее найти самого себя в нем. А еще на этом пути к себе можно встретиться с самим собой. А это тяжело. Сам человек обычно вообще-то чёрный. Первородный грех.
- Эй, мужчина! - окликнула его толстуха с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой. Она махнула рукой. - Мужчина! Угостишь коньяком? - И снова махнула, в сторону шашлычной.
- Нет лавэ, - по-цыгански «денег», - сказал он. - Денег нету ни копейки. - Для наглядности Скиф вывернул пустые карманы. Он не скрывал ничего. Она поняла. Его раньше любили только проститутки. Потому что они материалистки. Или девочки из группы художественной гимнастики. Что одно и то же. Нормальных телок у него почти не было.
- Тогда пойдем, я угощу! - толстуха почти кричала, ветер был ледяной, крашеные волосы женщины, сожжённые до корней перекисью, от него вздымались вертикально вверх, как оранжевое пламя, на верхней губе угадывались подбритые волосы.
А ведь была когда-то у Скифа была квартира в престижном районе Москвы от ЦСКА в районе метро «Аэропорт». Дом был круче, чем Дом на на набережной! Почти рядом с этим музеем...Как его? Авиационный какой-то музей или выставка, Скиф забыл. Пусть и не совсем личная, на спорткомитет, но была, жил он. А сейчас ничего. Пустота! У него все отняли. Посрал соревнования, запил, лишили звания и квартиры. И хорошо, что хоть так удалось договориться, ночевать в шашлычной у МКАД. А то вообще конец. В такие моменты действительно видишь, все иллюзорно.
Что кричать друг другу, как на дуэли через десять шагов? Он подошел. Может, онией понравился? Вряд ли. Это скорее шизофрения в космическом масштабе, дорога оттуда обычно в психбольницу.
- Я давно ни с кем не спал, мадам, - галантно ответил толстухе он. Груди блондинки казались ему двумя гигантскими головами близнецов, надевших шапочки для больных энцефалитом. Эти арбузы на холодном ветру, переходящем в мокрый, снежный дождь, буквально прорывались сквозь свитер на свет в гигантском лифчике. Будь он гигантом, они бы все равно не уместились в его ладони. - И, наверное, вы останетесь недовольны.
- Какой умный! - сказала она. Такой разговор был им к лицу. И добавила. - Пойдем. - Почти по-мужски бой-баба обняла его за плечи, гладя вниз на ширинку. У неё потекли слюнки. - Джинсы твои, я смотрю, хорошие, «Армани»?
- Да, - сказал он, - остались от сумасшедшей военной гонки. Как и ботинки.
- Хотя бы подержать в руках этого гада! - Она имела в виду его член. - Подержать! И то хорошо.
Захохотала:
- Он скользкий!
«Счастье и свобода не одно и то же, - подумал Скиф. До второй Чеченской он был с командой борцов в Лондоне, почти всех побороли. Потом ехали в какой-то дом в лесу, дом мусульман, участвовали в какой-то стрелке, кого-то там живьем закопали, кого, он не помнил, им дали много денег. Он ходил по бесцельно по расположенному недалеко от станции метро «Рыцарский мост» лучшему в столице универмагу, покупал подарки бабушке, маме, сестре. Не являться же с пустыми руками в Москву домой! Ему же самому на самом деле были дороги были только дым и сражения пожарищ. Универмаг назывался «Хэродз».
- Что вам надо, сэр? Вина, водки, сыра? Приходите утром, «Хэрродз» открывается в десять.
- У меня всего этого навалом! Выйти отсюда!!!
На бутылке джина в одной лондонской пивной Скиф прочитал «Джин это состояние сознания» ("Jin is a state of mind"). Радость это тоже опьянение, состояние ума, даже высшая, так написано в «Коране». А свобода вещь независимая от всего. Есть свобода от, и есть свобода для. А есть:
- Свобода, бля!
От ума, от которого все горе. который всегда думает: Нет точки отсчета, когда наступает настоящая свобода, как нет и празднования ее. Свобода, абсолютная свобода есть в Движении, всем насрать даже на жизнь, умер, и ладно, ты уже там, чего хлестать кнутом мертвую лошадь? Снявши голову по волосам. Свобода в криминальном мире 90х была такая, что от неё разорвёт! Хотя бы и в тюрьме. Вор и там ведь свободен.
Иногда празднование прорыва в мыслях переходит в эмоциональное расстройство. В этом есть что-то очень грустное. Мао Дзедун сказал как-то своим:
- Будете много думать, императорами не станете.
Празднование свободы означает, что тебе все еще надо драться, ты все еще заточен под Движение. Как и поиск правды есть то, что ты «еще ищешь». Если вы понимаете, о чем я. А абсолютная свобода это простой и прямой опыт. Всеобъемлющий! Коготок увяз, птичка пропала. А не состояние сознания в соответствии с гаммой чувств и эмоций «за» и «против». Она не зависит от условий, это такое огромное, большое поле. Проскачет табун коней через эту степь, и не заметишь! Предадут все вокруг, глазом не моргнёшь.
- Да, конечно, мадам, - сказал Скиф. - Дам вам подержать в руках свой факел. Пальчики оближите! Меня Скифом кличут. Я сегодня свободен. Только ты, - он намеренно перешел с ней на «ты», бабы любят, когда их учат, - не очень того, ладно? А то лет нам уже не пятнадцать сильно в койке напрягаться. - И в глазах у него на миг сверкнул дьявольский огонек. - А у тебя есть подруга? Может возьмем? У меня там в шашлычной товарищ есть Андрей Большой. Устроим паровозик?
- Есть, - деловито сказала звезда автотрасс, отдав ему у виска воображаемую честь, - и не одна! - Рука ее уже легла ему на пояс. "Пачотти" из магазина в гостинице "Олимпик-Пента", с двумя кинжалами на пряжке, с бархатом. Пятьсот »уже». - Тыры-пыры во все дыры! Только ты не торопи меня, хорошо? Я кончаю медленно.
- Хорошо, - сказал он Скиф. Он ещё раз посмотрел на море светлячков через мокрую реку шоссе за кольцевой. У него действительно не было больше ни семьи, ни дома.
Только свобода. И чемпионом Европы он больше не был. Гимн под флаг ему уже не зазвучит, только Бетховен.
Он стал штатным киллером Батиной ОПГ.
На фото: «Бесстыжий Варыхан». Рис. Джонни Русакова