О, милый Чарли, счастливчик Чарли!
Смешной бродяга с большой душой.
Ты тот, чей смех вдохновлен печалью,
Ты тот, кто истину в ней нашел.
О, милый Чарли, безмолвный мастер!
Нелепый грим, котелок и трость...
Отброшен строгой рукою власти,
Ты в Голливуде был только "гость".
Но на экране ты был бессмертен.
Неподражаем, неповторим!
И вопреки пуританству сплетен;
Ты всякой доброй душой любим.
Иные спорили и кричали,
Что коммунизмом ты поглощен.
Они не знали: однажды, Чарли,
Ты будешь в Рыцари посвящен.
В сороковые, в багровой смуте,
Ты не взирая на вражий "крест";
Не побоялся прорваться к сути.
К притоку Рейн, где гнездился "бес".
И даже самый капризный зритель
Не устоит перед добротой.
Он по бульвару идет. Смотрите!
Такой улыбчивый и живой.
Твое искусство...оно как город.
Не застекленных эмоций рай.
Твоя игра согревает в холод
Как мягкий плед, как горячий чай.
То по-щенячьи нахмуришь брови,
Смутишься тонких улыбок дам...
И преисполнится взгляд любовью
К веселым чаплинским башмакам.
Воришка-пастор из "Пилигрима",
Отец сиротки из " Малыша"...
Здесь гениальна не пантомима,
Здесь гениальна твоя душа!
*
Рубеж двадцатых. Эпоха звука.
В кинематограф грядет прогресс.
Великолепнейшая наука!
Достойна высших похвал небес.
Готов сценарий и на бумагу
Ложится грустное " The end".
А ты тревожишься за бродягу.
Бродяги прежнего больше нет...
Но Чарли, кто как не ты способен
Извлечь из " пышных бутонов" гниль?
Ты миру высказал о свободе,
Смахнув с наивного взора пыль.
Ах, милый Чарли! Счастливчик Чарли.
Смешной бродяга с большой душой...
Ты тот, кто в радости и печали
С улыбкой смело за солнцем шел.
XII.I.MMXIII.