В колесе меня крутила
Жизнь моя кругами ада
И флажками обложила
Словно волка. Так и надо.
Закаляться как булату:
Из огня и в лед холодный,
Дочка черта или ката,
Или крови благородной
Наша жизнь. Она терзает
На куски, как сто койотов.
Если любит, то ласкает,
Окружив тебя заботой:
Вверх и вниз, и вверх ногами,
На престол, башкой о стену.
Так она играет с нами,
Мы – актеры ее сцены.
Мы – ее марионетки,
Куклы девочки капризной,
Мы – зверята в прочной клетке
Госпожи – царицы Жизни.
Даст подачку, чтоб не сдохли
И идею, чтоб не вяли,
Как цветы чтоб не усохли,
Наш запрет – тиски морали.
Подстегнет порой по-зверски
И огонь души запалит,
Остудит прохладой мерзкой,
Сунет в каземат печали,
Меланхолии и лени,
Безысходности на мушку.
Для нее мы только тени,
Надоевшие игрушки,
Муравейник хищных тварей,
Свадебный клубок змеиный:
Кто в печали, кто в угаре,
Кто идет дорогой длинной,
Путь к мечте себе и людям,
Пролагая, как дорожку.
Ждут, что завтра лучше будет.
Кто-то ставит им подножку.
Кто-то бьет уже упавших,
Кто-то над погибшим плачет,
Кто-то поминает павших
Стопкой водки. Как иначе?
Тот торгуется за души,
А другой их покупает,
Там один соседа душит,
А другой жену ласкает.
В общем, настоящий хаос,
Обалдевший муравейник.
Я подал одно "ноу-хау" -
Взять бы швабру, лучше веник
И снести к чертям собачьим
Этот мир дегенератов.
О своей судьбе мы плачем?
Просто сами виноваты.
Не она, а мы жестоки,
Нетерпимы, равнодушны,
Ортодоксы грязных стоков,
Моралисты бани душной.
Сами цепи надеваем
Друг на друга – и довольны.
Лишь тогда, когда страдаем,
Сознаем: бывает больно.
И на нас найдут ошейник,
Цепи, камеры и ката.
Стой, проклятый муравейник,
Дальше не могу без мата.
Ненавижу эту суку
И пылаю к ней любовью,
Ей плачу я за науку
Болью, нервами и кровью!