В ладошке её, в крепко сжатой горсти
Вселенная спит полукруглой подковою...
(с) Уже Другая.
Есть такие поэты, читая стихотворения которых, ловишь самого себя все время на том, что стоит только отвлечься от текста, оторвать глаза от строчек, как начинаешь навязчиво представлять, как автор эти строчки написал. На каком таком метафизическом уровне обычного (или необычного?) человеческого существа жили в нем стихи?.. Потому что веришь, что поэзия эта – не плод труда и приложения усилий по выражению с ее помощью своего «я», а какой-то побочный эффект самого существования человека. Некий пароксизм, дарящий автору разнополярные душевные состояния, являющийся и их причиной, и одновременно пилюлей от них же.
Именно так я всегда читаю Уже Другую. Перетекаю из строки в строку, из стихотворения в стихотворение, а сама представляю, что вот она мешает борщ половником в кастрюле, а внутри нее всплывает:
«Это всё непременно будет – дом, в котором не любят будней,
и заросший лягуший прудик, и беседка, и звёздный дождь».
Или вот зашивает дырку на детских колготках, а в ней уже бьется:
«Будь готов к чудесам – она их выпекает быстрей, чем пончики,
но не вздумай ахать, если чудо не дастся в руки».
Или как, как иначе это происходит?! Но этот свербящий во мне вопрос все же не главное. Главное то, что, читая Ирины стихи, я все время себя еще и неловко чувствую. Как будто преступаю какую-то черту интимности (разрешенной сопричастности), когда стоишь за спиной человека и заглядываешь через плечо в его дневник, а человек этот, того гляди, повернется, почувствовав твое присутствие, и плюнет в тебя трижды (в силу нечистую), и будет прав, конечно, ибо нельзя преступать подобных границ. В этом и есть, по всей вероятности, магия строчек Уже Другой: их не примеряешь на себя, как бы точны, глубоки и созвучны тебе они не были, потому что ты так никогда не сказала бы, тебе ни эмоциональной палитры, ни словарного запаса не хватило бы, ты именно, что подглядываешь за автором. И пока она «просто живет на таблетках неба» и выводит строчки:
«Ты ловишь смыслы – банальные, человечьи,
растишь из того, что помнишь, опору для новых строк,
чтоб чувствовать – рядом дышит пока что чужая вечность
и слушает, принимая, твой спутанный монолог»,
ты пытаешься постичь не только процесс ловли этих смыслов, но и то, насколько, твоя «вечность» будет отличаться от ее. Ведь ты знаешь: автор вполне живой и осязаемый человек, как и ее стихи - живые и настоящие, творимые на твоих глазах, ты можешь к ним прикоснуться.
И новая электронная книга «Акценты и нюансы» – это всего лишь дом, в который тебя позвали в гости. Но хозяйка вышла из комнаты, а ты осталась одна – протяни руку и дотронься, до чего хочешь, до любого предмета, если не боишься, что спрятавшийся в нем клубок смыслов утащит тебя внутрь, а выпустит ли обратно - не очевидно.
Уже Другая пишет в количественном выражении довольно много. Предыдущая ее книга была составлена в 2011 году, и за год с небольшим набралось нового материала на довольно увесистый электронный том. А когда книжка составляется из произведений не очень большого временного периода, то их интересно анализировать, потому как, с одной стороны, можно не предъявлять завышенных требований к материалу, ведь не подведение это черты и итога за всю прошедшую творческую жизнь автора, лишь еще одна ступенька. А с другой стороны, на коротком отрезке эффективнее оценивать динамику развития, и можно не бояться полярности своих впечатлений, так что обещаю делиться ими честно.
Первая же стихотворная строка в разделе «Accento», открывающем книгу, определит его содержание, как, в прочем, и двух последующих разделов «Sfumature piano» и «Sfumature forte»:
«Листаю рыхлую тетрадь – могилу для былых любовей».
Итак, по большей части это любовная лирика. Не буду скрывать - она мне нравится. Подборка подобна стопке писем и фотоснимков, разбросанных на столе, первые - не перевязаны розовым бантом, вторые - не раскрашены, как пасхальные картинки, что лично для меня очень важно. Лирика Уже Другой органична, она течет, как простая человеческая речь, как разговор. Ее пролетаешь навылет даже не осознавая, что этот разговор поэтический, что в нем ведь еще ритм и рифмы имеют место быть. Спохватываешься постфактум, пытаешься стихотворение препарировать. Спохватываешься снова, что с такими стихами этого делать не надо. Какая к черту разница, сколько там слогов в строке, и какие из них ударные, когда:
«Не люби меня по завету – как всякую ближнюю.
Я не знаю, зачем в этом будущем пахнет вишнями –
может, кто-то неловкий пролил рубиновый сок?
Я не знаю, зачем мы заполнены третьими лишними,
осторожностью слов и незрелыми полустишьями –
но, как следствие, вместо губ
ты целуешь меня в висок».
Часто читаю споры литераторов о том, должна ли поэзия делиться по половому признаку. Да, вопрос спорный, но могу точно сказать, что есть просто факт - она делится. И данная поэзия - женская до мозга костей. А наполнение ее таково, что я сама, являясь женщиной, могу им только восхищаться. В нем прекрасно, как в коктейле, сбалансированы и чувства, и всегда присутствующая философинка, а иногда и эротизм.
Об этом даже не грех сказать отдельно, так как не часто встречаешь стихи откровенного, недвусмысленного содержания настолько лишенные пошлости, насколько и прозрачные. У Ирины же они получаются.
«Вечер шёлково и покорно спадает с плеч,
обнажая тонкость ключицы, стекает ниже.
Открывается в прикасаньях иная речь,
наливаются междометья, и жажда нижет
эти сочные ягоды смыслов в гортанный всхлип…»
И если стихотворение «Вечер шелково и покорно спадает с плеч» - ода женственности, то следующее за ним в книге «Но ромашки растут, распускаются васильки» можно было бы назвать «гимном» женскому счастью и судьбе, если бы это слово не было столь громоздко и неловко в сравнении с наполняющими стихотворение строчками. И даже цитату я из него не могу вырвать, потому как от первой до последней буквы оно для меня живое и важное. Лучше откройте книгу и прочитайте сами.
Следующий раздел «Детали и параллели» сама автор классифицирует, как философскую лирику. Мне кажется, это такой пограничный раздел, в котором начинает остро ощущаться, как меняется поэзия и авторское отражение в ней по сравнению даже с предыдущей книгой.
Помню, что когда впервые познакомилась со стихами Уже Другой меня не покидало чувство, что из ее строк исходит свет. Что даже грусть и печаль в ее стихотворениях пронизаны этим светом. Сейчас мне уже так не кажется. Свет не то чтобы ушел, но он борется с внутренним мороком, и следы этой борьбы видны повсюду:
«Человек ночной отличается от дневного
так же сильно, как Ящер, съедающий свет
от дарящего снова...
Мается слово во мне.
Ты во мне – словом?
Нет».
В моем восприятии стихи от этого только выиграли. Они стали разноплановее. В них стало ощущаться второе дно. Если для тебя, как для читателя, становится не очевидным то, что тебе предстоит прочесть, когда открываешь новое стихотворение автора, чтение приобретает смысл, по сравнению с пережевыванием пусть и любимого, но уже для тебя привычного.
Но что же ведет пером талантливого поэта и куда?..
Трудный вопрос. Не потому, что я не вижу для себя на него ответ, но потому что его трудно обличать в слова…
Есть расхожее мнение, что все поэты, если смотреть на вопрос глобально, пишут только о двух вещах – о любви и смерти, а когда ты уже давно испытал первое и близко постоял рядом со вторым (хотя бы в виде потери самых близких), то неминуемо впадаешь в кризис. В возрастной ли, или нравственный – поиска смысла жизни и сил на существование, не суть. В той или иной степени это темы, знакомые любому нормальному человеку, и нет ничего странного, что поэт перебирает их, как бусинки на четках.
Тут тебе и:
«Сказки закончились.
Здравствуй, зрелость.
Я к тебе, милая, притерпелась
и принимаю твою дебелость,
сухость и склочный нрав».
И:
«Скольжу по тонкой плёнке бытия,
а там, под ней, как чёртик в табакерке,
ждёт бездна, для которой ты и я
всего лишь тень бегущей водомерки».
Не говоря про:
«Живу.
Не спрашивай.
Всюду жизнь,
и мой зазимок ничуть не хуже
трясины стылой привычной лжи».
Бьет по глазам не это, а то, что наряду с вышеназванными темами не просто часто, а почти постоянно автор задается вопросом о природе своего стихосложения и его смысле. И то ей «тяжка молчания печать», она – «несчастная, ушибленная словом», то «пуще дитяти лелея в себе хандру, ту, что является признаком новых слов» она «падает в ров». И вот когда ты уже уяснил себе четко, что «пространство рифм не отпускает до полного забытья» оказывается, что все ложь:
«Нет ничего во мне, понимаешь, нет,
лишь темнота,
и боль,
и слепящий свет...»
Чуть отвлекаясь от развития своей мысли, скажу, что вообще в разделе «Детали и параллели» много сильных и интересных стихотворений, почти каждое из которых заслуживало бы отдельных слов, но на это, конечно, нет никакой возможности, а потому упомяну лишь два из них из-за того, что очень серьезно отношусь к стихам, в которых авторы касаются даже не вопроса веры как такового, а проигрывают библейские сюжеты, ибо сделать это тонко и с неизбитого, не набившего оскомину ракурса очень сложно. Так вот у Уже Другой меня оставили в глубоком потрясении стихотворения «темное время чужие сны» и «Ева печет лепешки» - пронзительные и опустошающие. Очень полярно, очень по-разному (первое - бьющее, как молотом по наковальне, второе - своей хрупкой и такой живой картинкой, растущей, как трава сквозь асфальт), но они оставляют в тебе брешь, выбивают землю из-под ног и возвращают к себе снова и снова… смотришь вот в окно, думая о своем, а губы помимо воли шепчут: «Господь, ты тут?..» Именно так и должна действовать на человека настоящая поэзия. И нет никакого другого критерия кроме этого. Все остальное – пустословие филологов.
Так вот где-то на границе разделов «Детали и параллели» и «Сказки и мифы» у Уже Другой появляется именно та лирика, про которую Николай Мурашов в аннотации к книге скажет: «Кто-то может упрекнуть автора, что стихотворения стали чуть сложнее для восприятия… лирика Ирины действительно меняется, автор становится более опытным…».
Мне кажется, опытность тут не при чем. Эти поиски выражения волнующих тебя тем через старые сюжеты древних мифов, эти мистические ритуальные «танцы», эти заигрывания с бездной, эти часто искусственно затянутые, на мой взгляд, тексты - свидетельства некоего кризиса. Не поэзии вовсе, но поэта. Мне кажется, Уже Другая находится на том этапе творческого пути, когда она уже наигралась словом, уже прошла свои «огонь, воду и медные трубы» и сейчас пытается договориться сама с собой и со своим даром, внутри кажущейся ей тюрьмы которого:
«Время тянется слизнем и прячется за часами,
и проходит немая вечность по волоску
междумирья, в котором стынут слова, сюжеты,
неоткрытые судьбы, несложенные стихи».
И как бы это не казалось странно, но простой, живущий внутри человека, являющегося поэтом, вопрос «зачем?» (не столько по отношению к жизни вообще, сколько к своему творчеству, «съедающему» огромное количество самого тебя), влечет за собой и содержание, и цветовую гамму стихов, и форму поэзии. «Бесконечен мой черновик» говорит она сама, но в этих словах, как ни крути, взгляд в завтрашний день. Это, конечно, всего лишь мое мнение, а я не истина в последней инстанции, но помните, я в начале статьи полушутя говорила: стихи – это побочный эффект ее существования. И потому я не боюсь ее стихотворных пророчеств самой себе:
«вступив со словом не в одну войну,
открыв и свет побед, и темь агоний,
ты всё-таки постигнешь тишину
и примешь эти ватные ладони».
Им не суждено сбыться. Я уверена, что войны со словом у поэта такого масштаба, как Уже Другая, не будет. Не будет ни победителей, ни побежденных. Будут только стихи, которые на каком-то этапе опять изменятся. Мне видится, что они станут как раз более просты, но очень вспышкообразны, их будет отличать особенная точность формулировок и музыка… да, звучащая в них музыка…
Ведь потому я и тону в «Корнях и плодах» - разделе, книгу завершающем, где Ира смотрит назад – в свое прошлое, в свое детство, в свой «малый мир» удивительной гармонии и красоты, который за или вопреки всему, но выпестовал из обычной девочки человека, который так тонко умеет услышать этот мир и транслировать его в слове, что Кто-то, в чье существование я безусловно верю, выбрал ее и играет в ее душе свою поэтическую музыку, ведь как скажет поэт Уже Другая:
«А ты, читающий меж строк, и вы, читающие слепо, и я – под всё видавшим небом – лишь персоналии вертепа Того, Кто сроду одинок...»
По этой ссылке Вы можете скачать книгу Уже Другой «Акценты и нюансы»:
Ссылка на страницу Уже Другой на Стихире:
http://www.stihi.ru/avtor/elligreen