ПОСЛЕ ТРОИ
Ахейская переписка
поэма
Где шум величественной Трои?
И где бесстрашные герои –
их плач, и смех, и звон мечей?
Но камни спать хотят в покое.
Им надоело все людское.
Земля устала от страстей.
Она мечтает стать ничьей…
Часть I. ОДИССЕЙ У КАЛИПСО
«Мой Телемах, Троянская война
окончена, кто победил – не помню»
(И.Бродский)
1.
ЛАЭРТ — АНТИКЛЕЕ
Антиклея, что за день сегодня? Даты,
дни недели и названия сезонов
позабыл я. Что за век — восьмой, десятый?
Полагаю, век железный. Он по звону
узнается. Злой Арей в доспехах снова
громыхает колесницей отовсюду.
А серебряного века, золотого
не бывало в этом мире. И не будет.
Это чья-то злая выдумка. Элизий.
Я в саду на бычьей шкуре тру колосья,
в окруженьи желтых падающих листьев
с винограда. Осень, что ли? Вспомнил — осень!
Все постыло: обреченность человека
на железный век, на рабский труд, на муки
ожидания, что до скончанья века
могут длиться. Где наш сын? Какие слухи?
2.
ИДОМЕНЕЙ — ДИОМЕДУ
Друг, приветствую тебя! Да сгинет старость!
Хоть глаза мои тенями Илиона
искорежены, еще горазд свой парус
направлять я во владенья Посейдона.
Вот недавно на Итаке был проездом.
Пару коз купил, рабынь и сувениры.
Так скажу тебе, что у царицы местной
больше сотни женихов, и все — кумиры.
То есть прямо впечатленье создается,
чтоб избрать кого-то вместо Одиссея,
ночью очередь живая к спальне вьется.
Даже слуги среди них стоят, надеясь.
Как к Елене, помнишь? Следом за Парисом,
Деифоб входил, сменяясь Менелаем.
Чтоб ни дня простоя. Где ж теперь завис он,
Одиссей наш? Ты не знаешь? Я не знаю.
3.
АНТИНОЙ — ОДИССЕЮ
Жребий выпал мне в одно с тобою время
жить и женщину делить. А это значит —
быть соперником. Она душою в темень
погружается, а плоть от жажды плачет.
Это горько. Как бывает горькой слава,
если сзади горы тел, огнем объятых.
Как бывает счастье горькою отравой,
если каждый миг грозит его утратой.
Хочешь дельный мой совет на всякий случай?
Наточи острей копье до возвращенья.
Или сразу хифру с ядом выпей лучше,
коли ты устал от крови и от мщенья.
Пусть один из нас найдет судьбу в Аиде,
чтоб другому — трон и дева золотая.
А глаза у Пенелопы, ты бы видел,
как под пологом ночным они сияют!
4.
ЕЛЕНА — ПЕНЕЛОПЕ
О, дочь Икария, милейшая кузина!
Я приболела малость. Теплым покрывалом
укутавшись, лежу. Наверное, ангина.
Я не люблю писать, да времени навалом
теперь представилось. И вот в руках табличка,
письмо царапаю тебе на ней от скуки.
Хотя красавицам, как мы, и неприлично
подобным делом заниматься, а подруге
писать — тем более. Я вот о чем: продлится
еще не год твоя тоска по Одиссею,
так как узнала я, застрял он у Калипсо.
Ты поняла меня? Он не с тобой, а с нею.
А раньше с Киркой был. Известно все детально.
Он, видно, как и Зевс, благой задался целью
осеменить весь белый свет. Оно похвально,
однако ж, хлопотно. А ты — с пустой постелью.
5.
ПЕНЕЛОПА — ЕЛЕНЕ
Ах, Елена! То, что Зевс неутомимый,
твой родитель, весь народ, всех жен ахейских
в свой гарем загнал, так богу допустимо
генеральному хоть что! На то он веских
может дюжину причин кому угодно
предоставить. Но прошу одно: не пачкай
мужа честь. Не потому, что год от года
я люблю его сильней, и как собачка,
я ему верна. А потому хотя бы,
что на то сама ты права не имеешь.
Или памятью ты нынче стала слабой?
Ну-ка, вспомни двух Аяксов, да Тесея,
да Париса. С кем сама ты не бывала?
И кому еще объятья ты откроешь?
У тебя, ты пишешь, времени навалом.
Так, чем языком чесать, займись собою.
6.
ТЕЛЕМАХ — МЕНТОРУ
Мой учитель! Одобряешь ли поступок
Телемаха? Мать оставив у причала,
я уплыл искать отца. Что, скажешь — глупо?
А не глупо ль трон дарить кому попало?
Нынче мама еще держится царицей.
Ну а завтра женихов поддастся чарам.
И глядишь, с одним из них уединится.
А наследнику чего — гонять отары?
Или войско по горам таскать и морю?
Дудки! Власть и мне сгодилась бы под старость.
Коль еще папаша жив, так я не спорю,
пусть он правит. Сколько там ему осталось?
Я ведь что хочу? Чтоб все — законно, толком.
Женихи и так дворец облюбовали.
Ими выпито и съедено уж столько! —
Я убытки подсчитать смогу едва ли.
7.
МЕНТОР — ТЕЛЕМАХУ
Повторить готов я трижды, коль не хватит:
одобряю, одобряю, одобряю.
Но родитель твой — философ и романтик.
Ты учти это, с порога постараясь
прямо в лоб ему не бить про трон и прочее.
Барахло твое никто не разбазарит.
Лучше мягко объясни. Скажи, мол, отче,
жаждет родина приезда государя.
Затянулась, мол, твоя командировка.
И делишки политического свойства
накопились, дескать. И семье неловко
без кормильца. Хоть, конечно, мы геройство
очень ценим, и расслабиться вполне ты
заслужил, мол, на лазурном побережье...
В общем действуй в этом духе. Жду с победой.
Твой учитель, тебя любящий, как прежде.
8.
ЕВРИКЛЕЯ — ТЕЛЕМАХУ
Милый мальчик мой! Пошли седьмые сутки,
как на розыски отца уплыл ты в Пилос.
Я в хитон тебе зашила незабудки,
чтоб все помнил и худого не случилось.
Пусть Эол тебе и Гелиос в подмогу.
Пусть Нерей расстелет море, словно ложе.
Помолись хотя б какому-нибудь богу.
Посейдону, например. Авось поможет.
У богов ни выходного, ни обедни.
Дни и ночи напролет они готовы
наши жалобы выслушивать и бредни.
Тереби их, чтобы быть живым-здоровым.
И гляди, не будь на дев особо падким.
Этих нимф и на Итаке — как навоза.
Ну, прощай. Надеюсь, будет все в порядке.
Лить меня не заставляй напрасно слезы.
9.
ТЕЛЕМАХ — ЕВРИКЛЕЕ
Здравствуй, нянька! У дитяти все неплохо.
Был у Нестора я и у Менелая.
Кстати, он себе такой дворец отгрохал,
возвратясь домой из Трои! Уж не знаю,
за Еленой ли туда тащил он войско
иль чего иного в доме не хватало?
А пилосцы все бедны, но пьяны в доску
и из рук друг друга рвут воловье сало.
Всех-то дел с утра, что жертвоприношенья.
Всюду телок окровавленные туши.
В честь Афины, говорят. Да хоть и Фени!
Что народу! — на халяву бы покушать.
Ну и главное: все про отца узнал я.
У Калипсо он. Мы с жалобой — к Гермесу.
Тот с докладом — сразу к Зевсу. В общем, мало
не покажется той нимфе. Дам ей перцу!
10.
ПЕНЕЛОПА — ОДИССЕЮ
Мой супруг! О, мой единственный любимый!
Что ни день, стою у моря, вдаль уставясь.
Я б могла по кораблям, прошедшим мимо,
руководство к навигации составить.
Только твой корабль никак на горизонте
не мелькнет. Ты жив, я знаю. Клеишь нимфу?
Посейдон шепнул мне, что в Эгейском Понте
нет тебя на дне с наядами в обнимку.
Ты пока там штурмовал с друзьями Трою,
меня треть островитян тут захотела.
Приезжай скорей, а то вот-вот открою
(просто вынуждена буду!) доступ к телу.
Весь акрополь полон слухов, как червями.
Тку ковер, а ночью снова распускаю.
Коль к субботе не вернешься, между нами
или третий станет или глубь морская.
11.
ОДИССЕЙ — ПЕНЕЛОПЕ
Дорогая! Двадцать лет моих скитаний
увенчались только старостью и болью.
Бить волна и двести лет не перестанет,
но не сердце, омываемое кровью.
Эти вышеупомянутые волны
надоели, как вино три раза на день.
Я б к тебе вернуться выбрал путь окольный,
да на острове и спереди, и сзади
лишь вода. И надо плыть. И плот свой строить.
И Калипсо не пускает на Итаку.
Легче мне еще один поход на Трою
пережить, чем снова в море. Лучше — в драку.
Может, мне пейзаж постыл? Куда ни глянет
глаз, повсюду эти волны — всхлипы, вздохи.
И сейчас, когда пишу тебе посланье
на песке, волна тотчас смывает строки.
12.
НЕСТОР — КАЛИПСО
Виноват, что потревожил я строкою
ваш покой, богоподобное созданье.
Только брать себе в заложники героя,
ах, негоже и достойно нареканья.
Мне поведала весталка, что фигурой,
что лицом — вы хороши, как щит Ахилла.
И средь наших местных дев не на смех курам
попадаются красавицы. А силой
притяжения, и чарами своими,
и наукой обольщать мужские души
не уступят вам (не помню ваше имя).
Да... Калипсо. В общем так, меня послушать
все ж придется. Ваши чувства к Одиссею —
просто бочка Данаид, пустое дело.
Их сам Зевс, считая глупою затеей,
не одобрил. Хоть и кляуз не хотел я.
13.
МЕЛАНФИЙ — ОДИССЕЮ
Мой хозяин! Раб твой верный и неверный
осмелел тебя посланьем озадачить.
Будешь ты по возвращении повергнут.
Не удержишь трон, царицу — и тем паче.
Амфином ли, Антиной ли, мне едино,
кто столкуется, кто с ней разделит ложе.
Был пастух я, так вповалку со скотиной
я и сдохну. Но хозяин сдохнет тоже.
Для земли да и для неба все равны мы.
Смерть венчает и наложниц, и героев.
Но мы разные, пока мы между ними —
между небом, говорю я, и землею.
Это временное, собственно, явленье.
Как не выпросит повинный раб у плети
не хлестать лицо и руки, лишь колени,
так и у богов не выпросишь бессмертья.
14.
ОДИССЕЙ — МЕЛАНФИЮ
Раб презренный, ты задумал господина
опозорить пред толпой на всю Итаку?
Будешь первым ты заколот, как скотина.
Мясо гнойное твое скормлю собакам.
Знал давно, что Антиной тебе дороже.
Выпасал ягнят ты по весенней жиже,
а любил волов — за мощь, за крепость кожи.
Но за это я волов и ненавижу.
Я умней тебя. И быть могу коварным
и находчивым. Тем силы я утрою.
Не гнедым конем, отнюдь, а деревянным
покорил я твердокаменную Трою.
Про царицу рассуждаешь да про трон мой?
Про блудливых женихов в господском доме?
Что ж, увидишь, злой клеврет и враг мой кровный,
как в ягнячьей шкуре гнев святой огромен.
15.
ОДИССЕЙ — ЭВМЕЮ
Верный раб мой, прежней ли живешь душою?
Чужаки в нее не заронили смуту?
Коль приручен был уже рукой чужою,
то тогда держись — сполна воздастся плуту.
Получил вчера письмо от Антиноя.
Правда ль то, что этот выродок мне пишет?
С Пенелопой, дескать, он и все такое.
А она? Все так же красотою пышет?
Верю я, над нею власти нет старенью.
Красота ведь исчезает не с годами,
а обычно при ближайшем рассмотрении.
При детальном — так и все исчезнет в даме.
Впрочем, ты там пригляди, Эвмей, за нею.
В данном случае как раз гляди детальней.
Я надеюсь, не придется Одиссею
меч расплаты поднимать над ложем в спальне.
16.
ЭВМЕЙ — КАЛИПСО
О, Калипсо! Вот я раб, а ты царица.
И к тому ж, по совместительству богиня.
На лугах твоих что хочешь колосится,
и успех тебя вовеки не покинет.
Как владычицу богатств и как девицу.
Или даму? Я тут путаюсь маленько.
В общем у тебя всего, как говорится,
полный короб. На кифаре можешь бренькать
или ногти шлифовать — спешить не надо.
У меня ж одних коров почти полсотни,
а овец, так тех вообще четыре стада.
И все — барские, а я в одном исподнем.
Ничего на этом свете не имею.
Но прошу не для себя — для господина.
Отпусти домой, на волю Одиссея.
Двадцать лет не видел он жену и сына.
17.
ОДИССЕЙ — ТЕЛЕМАХУ
Телемах! Далекой памяти отрада!
Наконец-то до меня доплыли вести,
что отца ты всюду ищешь. Скоро рядом,
скоро, сын любимый, скоро будем вместе.
Я гадаю, как тобой я буду встречен.
То ль расспросишь, то ль разгневаешься, то ли
вдруг расплачешься. Постой, еще не вечер,
мы еще с тобой наговоримся вволю.
Не суди отца. А впрочем, будь судьею
в год, когда войдешь в мой возраст, но не ране.
Вот тогда решай, вершить ли надо мною
правосудье иль над собственным деяньем.
Как поймешь поэта, сам лишь став поэтом,
как оценишь смерть, познав тоску сиротства,
так входи в ареопаг, когда созрел ты
строгой мудростью — не силою и ростом.
18.
МЕНЕЛАЙ — ОДИССЕЮ
Славный царь Итаки, мужественный воин!
Быстро сыплется песок часов домашних.
Я все чаще вспоминаю, как с тобою
мы троянцев порубали. То-то кашу
заварили! Но сказать тебе по правде,
с каждым годом понимаешь все яснее,
что такое море жертв Елены ради —
нет, не стоило, хоть я и счастлив с нею.
Если женщина так много мяса, крови
в жертву требует за радость обладанья,
черт с ней, с женщиной. В конце концов, здоровьем
за нее и сам поплатишься. Устанет
тело быстро насыщаться примитивной
и, по сути, повторяющейся лаской.
Тыщи воинов в могилах! А в гостиной
шьет Елена от мигрени мне повязку.
19.
ОДИССЕЙ — МЕНЕЛАЮ
Вечно здравствуй, царь спартанский, друг мой давний!
Не кори себя за прошлые сраженья.
И по воинам не плачь. На поле брани,
под землей ли — нет нужды им в утешеньях.
Как понятье, смерть реально существует
лишь для тех, кто остается жить на свете.
А погибшим все едино: нежность туи
на могиле, звук победы, вольный ветер,
слезы жен и дети в траурном убранстве.
С детства к подвигам толкают: вы мужчины
или кто, мол? А потом в ноздрях от странствий
остается только запах мертвечины.
Боги нас простят. За малым дело стало —
нам простить богов за горький жизни опыт.
Сколько сказок в голове моей усталой!
Может, хватит? Возвращаюсь к Пенелопе.
Часть II. ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ
«Льстивые речи шептать Пенелопе,
ночью ласкать похотливых рабынь».
(Н.Гумилев)
20.
ОДИССЕЙ — ЛАЭРТУ
О, отец мой! Ветер бьется в парус верный,
к берегам родимым плот мой ветхий гонит.
Выходи меня встречай — ты будешь первым,
перед кем склонюсь и чьей коснусь ладони.
Я был там, где запах смерти перемешан
с духом страсти, обольщения, желанья.
Мореплавателям, конникам и пешим —
многим путь домой заказан был заранее.
Я был там, где ночь длинней, чем год. Где плачут
мертвецы и неродившиеся дети.
Где кричит немой и видит все незрячий.
А теперь мой спутник — только дикий ветер.
Он ощупывает мне лицо и волос,
точно пальцы Полифема — страх кромешный.
И как музыка, теряя речь, но голос
обретая, греет он меня надеждой.
21.
ЦИРЦЕЯ — ОДИССЕЮ
Что способен вспоминать ахейский воин?
Только звон мечей да храп коней взбешенных,
башни в пламени, распоротую Трою.
О любви способны помнить только жены.
Не Приама смерть, не волчий плач Гекубы —
вспомни Кирку, Одиссей, в накидке белой,
и раздавленные поцелуем губы,
и раскрытое сверкающее тело.
С необузданною страстью Пасифаи
все пыталась я твоей любви напиться.
О, как холодно теперь! Лишь птичьи стаи
перелетные здесь носятся над пирсом.
Всех в зверей я превращала — я ведь ведьма.
Пожалела лишь тебя. А превращенным
мог и ты быть. Не во льва и не в медведя —
стал бы ты ручным пушистеньким зайчонком.
22.
ОДИССЕЙ — ЦИРЦЕЕ
Здравствуй, Кирка! Я в свою семью вернулся.
Женихов моей супруги Пенелопы
перебил, как мух. Расправился, как с гнусом,
с Антиноем. Порешил всех разом, скопом.
И я снова чист пред Небом и супругой.
Ну а ты как? Видишь, все теперь на месте.
Ты за прялкою своей, а я за плугом.
Телегон, поди, уж взрослый, заневестил
местных девушек уже, наверно, кучу.
Да, сегодня все они детишки наши,
ну а завтра, если выпадет им случай, —
уж наследники покойного папаши.
Так выходит, что растет вдали сыночек.
Но и крепче он любим, коль нет с ним стычки.
Сколько слов еще! Да лишь шестнадцать строчек
умещается на восковой табличке.
23.
АГАМЕМНОН — ОДИССЕЮ
После Трои ничего не изменилось.
Те же рожи, те же нравы, та же скука.
Пьем, пируем, про друзей забыв могилы.
Соревнуемся еще в стрельбе из лука.
И в размерах кораблей, и ног наложниц.
И в количестве разбитых женских судеб.
Ничему учить история не может.
И с годами не мудреем мы, по сути.
Был бы жив Парис, бежал бы с кем-то снова.
Не с Еленой, так с твоею Пенелопой.
Иль с моею Клитемнестрой — та готова
с кем угодно хоть сейчас бежать галопом.
И опять бы мы на Трою шли, и дети
вновь бы плавились в пожарах, как из воска.
Не одно еще пройдет тысячелетье,
не одно еще зазря погубим войско.
24.
ОДИССЕЙ — АГАМЕМНОНУ
У микенского царя в семье проблемы,
значит, жен друзей готов измазать грязью?
Что тебе до Пенелопы, до Елены?
Разберись с Эгисфом — вон где безобразья!
Как одной фальшивой нотой песнь угробит
кифарист в притихшем от вниманья зале,
как заздравный тост испортить в миг способен
жирный волос виночерпия в бокале,
так беспечно с губ слетая черной птицей,
слово пополам безжалостно разрубит
дружбу светлую, что между нами длится.
Только вскрикнет сердце, как упавший бубен.
Слышишь, как песок, сминаясь под пятою,
хрипло стонет? И тебе в нем мало толку.
То песок — он вновь разгладится волною.
А душа, мой друг, рубцует раны долго.
25.
КАЛИПСО — ОДИССЕЮ
Мой поклон тебе, прекрасный победитель!
Победитель женских чар, не только Трои.
Жаль, мой остров с твоего совсем не виден.
Здесь сижу я между кедром и ольхою.
Всюду зелено. И пахнут так фиалки,
что соленый заглушают моря запах —
этот запах одиночества, — и жалкий
дух свободы, что для женщин вроде праха.
Дни разлуки я сперва сочла по пальцам.
По деревьям. Вскоре вышла древесина.
Говорят, дары опасны от данайцев.
Как же с сыном быть твоим тогда, Латином?
Я его ношу под грудью. Вскоре, вскоре
заглушит он море криком Одиссея.
Как когда-то заглушал и сам ты море
в пике близости с Калипсо, в апогее.
26.
ОДИССЕЙ — КАЛИПСО
Вечно юная, прекрасная Калипсо!
Заблудился я во времени, в пространстве.
Не понять, где жизнь была, где небылица.
Сколько было лет с тобой и сколько странствий.
Моря рев в моих ушах всегда и всюду.
На Огигии и волны вроде тише.
Не увижу гавань я, плести не буду
для тебя венки и песен не услышу.
Залепить глаза, забить бы в уши пряжу —
так несносна жизнь, что нынче окружает.
Как, ты спрашиваешь, с сыном быть? Да так же,
как со всеми сыновьями. Пусть мужает,
входит в мир, чтоб повторить ошибки наши —
те, что в прошлом натворили мы, Калипсо.
Мне сказали, зелье есть, глотнешь из чаши —
и все прошлое в забвенье превратится.
27.
НАВСИКАЯ — ОДИССЕЮ
Чудный, нежный странник! С острова феаков,
где гостил, прими посланье от знакомой.
Оказался он, по сути, одинаков —
долгий путь и к сердцу твоему, и к дому.
На краю земного света, где, как прежде,
со служанками сушу белье у мыса,
плот разбитый твой стоит, но нет надежды,
что увижу я на нем хитон Улисса.
Мир утратил свою целостность. Все — порознь:
под ногой земля, эфир в небесном храме.
Амфор глиняных по край заполнив полость,
замерла вода. Огонь в камине замер.
И сама я нынче — только половина.
Что отрезано, прошлось как раз по сердцу.
Как была обожжена сосудов глина,
если даже у огня нельзя согреться?
28.
ОДИССЕЙ — НАВСИКАЕ
Феакийская невеста! Был он горек,
путь домой, но не без приключений дивных,
что у нас отнимет будущий историк,
а взамен — волну и плот с морскою тиной.
Кто хлебать нас заставляет опыт трудный?
И зачем во имя Геры или Зевса
в битвы, в странствия влезаем, где попутно
кого детства мы лишаем, кого девства?
Ты прости, мне смутно помнятся детали —
где троянцев я казнил, где был обласкан.
Годы странствий все в башке моей смешали.
Наша встреча пусть растает, словно сказка.
Коль остался хоть лоскут от ткани плотной
у ветрила, порождения печали,
обруби канат причальный, чтобы плот мой
навсегда от берегов твоих отчалил.
29.
ОДИССЕЙ — ТЕЛЕГОНУ
Сын родной, какой сегодня теплый вечер!
Столько ярких звезд, что даже зренью больно.
Только время, время давит мне на плечи.
Я уже изрядно пожил. И довольно.
Страх кончины исчезает постепенно.
Я сказал бы даже, пропорционально
прибавленью седины. Лишь моря пена
не меняется — седая изначально.
Вечны скалы, море, звезд бессчетных стаи.
Но отмечены людские судьбы сроком.
Это правильно, поскольку пожил — знаю,
так устроено: где человек — там плохо.
Часто стукаемся лбами на потеху
всем богам, природу истребляем слепо.
А по близким так скучаем! Ты б приехал,
я б тебя хотя бы обнял напоследок.
30.
ОДИССЕЙ — ДИОМЕДУ
Верный друг! Наверно, силы Одиссея
покидают. Шел с трудом вчера за плугом.
Телемах играл на флейте, а на шее
висла нимфа, вся готовая к услугам.
Впрочем, старость в то мгновенье наступает,
когда бодр еще, но молодые нравы
понимать перестаешь. А шалопаи
эти юные всегда и всюду правы.
Как когда-то были правы мы с Ахиллом,
что косили под безумцев, не желая
лезть в троянскую войну, хоть были силы
и сочувствие к несчастьям Менелая.
Паламед — тот раскусил мою уловку.
И Ахилл, в бельишко женское одетый,
на резню пошел послушно, как коровка.
Ни Ахилла нет теперь, ни Паламеда.
31.
ДИОМЕД — ОДИССЕЮ
Царь Итаки, дорогой мой однокашник!
Что на отпрысков гневиться! — труд напрасный.
Борозду свою тяни с утра на пашне.
Нам занятье только это и подвластно.
То, что дети разгрызают плод познанья,
не спрося на то у нас благословенья,
так оно вполне естественно, в том плане,
что мы все одной цепи шальные звенья.
Получают наши девушки и парни
позволение на то благое дело,
что давно уж ими делается в тайне
и порядком даже надоесть успело.
Кто на шее там повис у Телемаха
и кому он и в какую дует дудку —
не твоя забота, и в твою рубаху
не полезет он, мой друг, и на минутку.
32.
ДИОМЕД — ТЕЛЕМАХУ
Как дела у молодого Телемаха?
Посылаю шлем и щит тебе в подарок,
чтоб отцовской славы не пустил ты прахом
и своим геройством нас затмил бы, старых.
Честь и доблесть для мужчин, поверь, достойней,
чем полакомиться в рощице дриадой.
Есть источник, Телемах, а есть отстойник.
Но и выбор нам дается. И награда.
Понимаю, что нет смысла в укоризне.
Сам был молод. Я ведь помню, между прочим,
в двадцать юных лет какой желаешь жизни.
Потому что в пятьдесят такой же хочешь.
Только тело подчиняться не желает.
Ну а в сердце — те же бури рвутся, воют.
Разум, мальчик мой, лишь разум примиряет
сердце с телом и себя с самим собою.
33.
ТЕЛЕМАХ — ДИОМЕДУ
Щедрый дядя Диомед, поклон мой низкий.
Твой подарок мне как раз пришелся впору.
Что касается о разуме приписки,
мол, прислушаться к нему. Что ж, я не спорю.
Только что он мне хорошего подскажет?
Перед мудростью богов мы все презренны.
Много ль мудрого от разума папаши? —
Полифем слепой? Три дохлые сирены?
Боги знают все, живя бок о бок с нами.
Наши тайны им известны и пороки.
И общаемся свободно мы с богами.
И всегда совет их ждем: что скажут боги.
Я подумал: если б мы им надоели,
и они умолкли, нам вернув рассудок —
перерезали б друг друга за неделю.
Нам, пожалуй бы, и трех хватило суток.
34.
ОДИССЕЙ — ИДОМЕНЕЮ
Грустно. Килика последняя допита.
Больше нет вина ни в доме, ни в подвале.
В сердце тяжесть, как от конского копыта.
Я сегодня лягу спать на сеновале.
Все же воздух чище и поближе к небу.
Груши падают в саду, звенят цикады.
Жуй соломинку и ничего не требуй.
Да, по сути, ничего мне и не надо.
Размышляю. Острова мелькают, лица.
Странно все. Не будь открыт мешок Эола,
не свела б судьба ни с Киркой, ни с Калипсо,
сыновей бы не дала и дней веселых.
Что случайным было, что закономерным —
есть ли разница? Дописана картина.
Жизнь, какой бы ни была, для нас, наверно,
тем прекрасна, что она невозвратима.
35.
МЕНТОР — ОДИССЕЮ
Поднимаю свой фиал за Одиссея,
хоть вокруг твердят — хандра тебя заела.
Сын в отца, мол, не пошел. Его идеи
не понятны, мол, тебе. Большое дело!
Знаешь, каждое на свете поколенье
предыдущее потерянным считает.
Спросишь, кто кому утрата? Ты же гений,
сам ведь знаешь — все взаимно. Мысль простая.
Если скучно, так займись искусством, что ли.
Хочешь, росписью, скульптурой — чем угодно.
Наконец, сложи поэму для застолья,
чтоб осталась на века, а не на годы.
Жизни опыт у тебя такой, что хватит
сотне эллинов. Даст бог, увековечишь,
кроме подвигов, и творчество. И кстати,
связь с грядущим поколеньем станет легче.
36.
ОДИССЕЙ — МЕНТОРУ
Что ж ты, Ментор, что ж ты воду льешь в корзину
про разрыв меж поколений, про утраты?
Я ж наставником тебя приставил к сыну.
Так учил ты плохо иль трудился зря ты?
Или, может, все ученье позабыл он,
что лишь грезит про наследство да богатство?
Значит, мрамор мне теперь долбить зубилом,
дабы в памяти грядущего остаться?
Ты, мой друг, не обижайся. И со стажем
лезть в искусство без таланта не пристало.
Ведь для творчества не жизни опыт важен,
а стремленье к совершенству, к идеалу.
А какой тут идеал, коль в сердце пусто?
Пишешь мне, я б смог себя увековечить?
Только нужно быть для этого в искусстве
пусть не богом, так хотя б его предтечей.
37.
ОДИССЕЙ — НЕСТОРУ
Нестор, старый мой приятель, что не пишешь?
У меня, напротив, нечто вроде зуда —
все скребу таблички палочкой, как мышьим
коготком. Пишу — а значит, жив покуда.
Я под старость не скопил в своем кармане
ни добра, ни зла, ни звонкую монету.
Самым важным в жизни стало пониманье,
что в ней важного-то ничего и нету.
Все ж ценна она настолько, что зазорно
посвящать ее, мой друг, добыче денег.
Там, в подземной пустоте, там, в царстве горном,
где нет алчности, куда богатства денем?
Здесь же временны и лица, и жилища.
Даже кладбища. Все временно в народе.
Ты представь, отец мой встретил старость нищим.
К этой мудрости и сын его приходит.
38.
НЕСТОР — ОДИССЕЮ
Одиссей, ну что ж ты сердце ранишь болью?
По сравнению со мной совсем не стар ты.
Доведись начать сначала, вновь бы солью
засевал ты поле, как тогда, на старте
ратных подвигов? Клянусь, ты мог бы снова
всех киконов одолеть, всех лотофагов.
А троянцев — и подавно, право слово.
Да для воинов есть возраст ли, однако?
Неужели между Сциллой и Харибдой
не проплыл бы нынче на обломке мачты?
Знаю, знаю, отчего вдруг захандрил ты.
Твое место — поле битв. И не иначе.
И мое — не с Анаксидиею в спальне,
а на быстром корабле, плывущем в Трою.
Вот увидишь, друг мой давний, друг мой дальний,
еще вместе повоюем мы с тобою.
Часть III. СМЕРТЬ ОДИССЕЯ
«Когда предсмертною тоской
я буду навзничь опрокинут».
(Н.Гумилев)
39.
ОДИССЕЙ — ЛАТИНУ
Царский плащ свой высылаю я Латину.
Как бы в память об отце, хотя с тобою
мы не виделись. Даст бог, приеду к сыну.
Впрочем, все остаться может и мечтою.
Есть несчастье в исполнении желаний.
Двадцать лет мечтал домой попасть. И что же?
Вот я дома. Но ни слез, ни ликований,
а тоска... меня тоска такая гложет!
Нет мечты — так хоть сегодня же в могилу.
Ну а ты, Латин, какие строишь планы?
Покорять народы, страны? Браво, милый.
Но на это есть у них свои тираны.
Проживи, не вынимая меч из ножен.
А мечтай о чем-нибудь недостижимом.
И тогда на склоне лет совет твой может
быть толковее для собственного сына.
40.
МЕНЕЛАЙ — ДИОМЕДУ
Прошлой ночью мне приснился пьяный Гектор.
Подносил к моим губам тяжелый кубок.
Полный крови. И еще был рядом некто,
кто нацеживал вино из ран Гекубы.
О, как близко видел я все эти раны,
рассеченное дымящееся горло!
И Кассандра мне твердила неустанно:
«Пей же, пей, проклятый эллин!» И покорно
отдавалась на глазах у пьяных братьев
и сестер. И я вгрызался в грудь и губы,
мне открытые — брал жадно все, что брать я
только мог от бед Приама и Гекубы.
Все друзья мои погибшие толпою
наблюдали это зрелище. И голос
я услышал Одиссея: «Взяли Трою
мы с тобой, но держит нас она за горло».
41.
ДИОМЕД — МЕНЕЛАЮ
Менелай, прими тяжелое известье.
Царь Итаки — в темных водах Ахеронта.
Если можешь, позаботься о приезде.
Да, как видно, оказался вещим сон твой.
Здесь на острове все в трауре, конечно.
Город полнится каким-то стоном жутким.
Всюду слезы. Пенелопа безутешна.
Даже климат — хлещет дождь вторые сутки.
Целый день брожу по лужам и не знаю,
чем заняться и кому прийти на помощь.
Вспоминаю Одиссея. Размышляю,
где был счастлив он. В семье? А может, помнишь,
там, под Троей, где свой меч в живое мясо
он вонзал? Иль нынче счастлив, смерти рад он?
Что б судьба нам ни дала, поймешь не сразу —
наказанье это или же награда.
42.
ТЕЛЕМАХ — ЛАЭРТУ
Добрый дедушка Лаэрт, спешу скорее
сообщить, что мой почтеннейший родитель
опочил. Вчера пустили Одиссея
мы по волнам Ахеронта в царской свите.
Как ваш садик? Спеет смоква и олива?
Там папаня мой, умом проворный слишком,
не зарыл ли где под миртом торопливо
скарб из Трои? Не припрятал золотишко?
Все в сарае перебрал я: кроме лука
с тетивой, что как ни тужься, не натянешь,
двух сандалий, стрел и колчана из бука,
ни монетки мне в наследство от папани.
Скажешь, эпос, что Гомер подслеповатый
сочиняет про отца? Ему все врать бы.
Что мне эпос! На прожиток — маловато.
Ни корабль не купишь, ни сыграешь свадьбы.
43.
ТЕЛЕГОН — ПЕНЕЛОПЕ
Дар небес, золототронная богиня!
Полон скорби, задыхаюсь и немею,
как узнал я, что под солнцем нет отныне
моего отца родного Одиссея.
Как на крылышках Гермеса, мои ноги
так и просятся умчаться на Итаку.
Мне б проститься только с ним. О, видят боги,
я любил его. Хочу теперь оплакать.
Накопил немного денег: два сезона
на пирах служил разносчиком нектара.
Храм построить бы. Отцу от Телегона —
так бы высек я на камне, чтобы в старом
мире эллинов воздалось в полной мере
светлой памяти отважного героя.
Может, думаешь, могу я лицемерить?
Бог с тобою, Пенелопа, бог с тобою.
44.
ПЕНЕЛОПА — ТЕЛЕГОНУ
Телегон, стою с письмом, считаю волны.
Что бессмысленно, поскольку нет им счета.
Как ты там меня назвал? Золототронной?
Для вдовы, как я, попроще нужно что-то.
Небо пасмурное гонит торопливо
облака, дождем набитые, как трюмы.
И лазурь крадется морем из залива,
подменяясь серой краскою, угрюмой.
Греки чаще видят солнце, а не сырость,
восполняя влагу горькими слезами
по ушедшим безвозвратно. Покорилась
я судьбе, смирилась с ней, как с наказаньем.
Приезжай, коль очень хочешь. Буду рада.
Я слыхала, что с отцом довольно схож ты.
Если это так, приму судьбы награду.
Встреча будущая станет встречей с прошлым.
45.
ТЕЛЕМАХ — ЦИРЦЕЕ
Свет очей моих, любовь моя Цирцея!
Вы забыли? На поминках у папаши
слева я от вас сидел и, холодея,
в вашу сторону глядел я, только в вашу.
Знаю я, отца любили вы когда-то.
Значит, смерть — долой! И прочь, отцова старость!
Я дарю вам свою юность, чтобы свято
сохранить любовь. Она еще осталась?
Обожаю вашу черную накидку,
изумруды страстных глаз и темный локон.
Вы не молоды? Ну что ж, не длите пытку,
дайте ж волю своей страсти одинокой.
Жадным, жгучим нетерпением сгорая,
об одном молю, прислать ответ скорее.
О, единственная в мире Навсикая!
(Виноват, я перепутал). О, Цирцея!
46.
ТЕЛЕМАХ — НАВСИКАЕ
Свет очей моих, любовь, о, Навсикая!
Вы забыли? На поминках у папаши
справа я от вас сидел и, замирая,
в вашу сторону глядел я, только в вашу.
Знаю я, отца любили вы когда-то.
Значит, смерть — долой! И прочь, отцова старость!
Я дарю вам свою юность, чтобы свято
сохранить любовь. Она еще осталась?
Обожаю вашу белую накидку,
лазуриты робких глаз и русый локон.
Вы так молоды? Ну что ж, готов я пытку
ожиданья счастья вытерпеть до срока.
И смиренно пред судьбой благоговея,
об ответе, пусть нескором, умоляю.
О, единственная в мире! О, Цирцея!
(Виноват, я перепутал). Навсикая!
47.
ЦИРЦЕЯ — ТЕЛЕМАХУ
Получила письмецо. И от кого же?
От наследника героя. Уж не знаю,
прямо с ходу ты бы лег со мной на ложе,
а зовешь меня какой-то Навсикаей.
Сто веков я под соломенным навесом
забавляюсь своей прялкой старомодной.
Я ведь вечная супруга. И невеста
тоже вечная. Но чья? Да чья угодно.
Столько шерсти насучила, столько пряжи!
По всему дворцу стоят мешки с клубками.
Смастерить вот что-то только не отважусь.
Коврик, что ли, выткать с дикими гусями?
Иль с сюжетом из троянской битвы, где я
не была, но столько про нее слыхала.
Попозируешь мне вместо Одиссея?
На коне с копьем сотку тебя, нахала.
48.
НАВСИКАЯ — ТЕЛЕМАХУ
Юный царь, зачем тебе мой локон русый?
И накидка? Кстати, золотистой нити,
а не белой. В общем, зря развел турусы.
Ведь не ты мне дорог был, а твой родитель.
Как бывало раньше мне напоминали
мощь ахейскую уплывшего Улисса
корабельных мачт тугие вертикали,
строгость стройная курчавых кипарисов.
Так теперь один остывший серый пепел,
дно слоями покрывающий в камине,
на меня, как сеть, набрасывает трепет,
говоря, что в мире нет его отныне.
Коль рождение и смерть, как молвят, схожи,
то врата похожи выхода и входа.
Он так часто открывал их, что, быть может,
кода жизни для него была, как ода.
49
НЕСТОР — ТЕЛЕМАХУ
Телемах! Прими из Пилоса посланье.
Ходят слухи, постоянно ты в разъездах.
То ли недругов обкладываешь данью,
то ли ищешь ты богатую невесту.
Человечество какой живет мечтою?
Чаще думает оно о чем? О плоти.
Съесть убитую и обладать живою.
Как все это ни прискорбно, но живете, —
говорят нам боги, — чтобы плоть насытить.
А желаемого не получишь ровно
столько, сколько бы хотел — ко всей обиде,
или больше, или меньше. Будь то овны,
будь то девы. Но при этом скотстве, кроха,
ради ближнего мы жертвуем собою.
Чтишь ли память ты отца, как Антилоха,
память сына чту, потерянного в Трое?
50.
МЕНЕЛАЙ — ПЕНЕЛОПЕ
О, красавица, царица Пенелопа,
с нами больше нет героя Одиссея.
Вот уж минул год, как мы с тобою оба,
словно дети, без него осиротели.
Пережил я и Ахилла, и Патрокла.
Можно в жизни избежать всего успешно.
Даже грех. Уединиться в жизни блеклой.
Смерть — единственная в жизни неизбежность.
И чем больше постигаешь мудрость эту,
тем острей поймешь ее непостижимость.
Сколько лаврами венчался и воспетым
сколько раз я был! Да что-то не сложилось.
Все б иначе. Но становится седее
борода моя, и ближе, ближе участь
в скором времени умчаться к Одиссею.
Жаль лишь моря гул покинуть, трав пахучесть.
51.
ПЕНЕЛОПА — МЕНЕЛАЮ
Вот и лето приближается. О, лето!
Тяжесть прежнюю вернет ветвям зеленым.
Обовьет гуденьем пчел, раскрасит цветом,
нежным соком пробежит по старым кронам.
Как завидую я этим спелым рощам,
распахнувшимся по самый край утеса!
В единении таком насколько проще
стать, в конце концов, покорным прелым тесом.
Разве лучше ожиданьем счастья, чуда
извести себя, залгаться, чтоб в итоге,
вечным трепетом и страхом жизнь окутав,
прах любимого рассыпать на пороге?
Манит лето, Менелай, в свою стихию.
Теплый ветер сыпит блики мне в ладони.
Двадцать лет ждала я счастья, чтоб такие
волны пели мне. И прошлое в них тонет.
52.
ЦИРЦЕЯ — ПЕНЕЛОПЕ
Досточтимая царица! Между нами
нынче родственная связь. Ужель навеки?
Мы с тобою обменялись сыновьями
и теперь их стали женами. Лишь греки
глубоко плевали на кровосмешенье.
Их папаша Одиссей, супруг твой бывший,
и моим когда-то, скажем без смущенья,
мужем был. И вот на суд отправлен высший.
Скоро, скоро ты и я предстанем тоже
пред судом. Держать ответ когда-то надо.
Там и связь с верхушкой власти не поможет.
Не отмажет хоть Афина, хоть Паллада.
Но пока еще способна сладким стоном
пробуждать на ложе страсть, и кус твой лаком,
наслаждайся моим сыном Телегоном,
как и я, твоим сыночком Телемахом.
53.
ПЕНЕЛОПА — ЦИРЦЕЕ
Я тебе открою тайну, Кирка, хочешь?
Даже мой покойный муж про это дело
смутно понял, хоть во время брачной ночи
не нашел того, что я уж не имела.
Как серпом бывает сжата горсть колосьев
вместе с парой васильков и маком алым,
так и я, голубоглаза, льноволоса,
босоногая девчонка, выгоняла
в те года на луг отца стада овечьи.
И вот как-то в душный день, в тени предгорной,
сильный овен к мокрым травам мои плечи
придавив, одежду снял с меня проворно.
И от ужаса и наслажденья пала
я пред ним. Да, то Гермес был, между прочим.
Не встречала ль ты лесного бога Пана?
Вот теперь держись! Он первый мой сыночек.
54.
НЕСТОР — ПЕНЕЛОПЕ
Ну и остров, ну и город, Пенелопа!
Мой корабль еще с утра причалил к пирсу.
Десять раз проколесил я твой акрополь.
Сбился с ног тебя искать. И конь мой сбился.
Я годами, как Лаэрт, старее даже.
В пыль, в жару легко ль в тяжелых латах рыскать?
Вот нашел рабыню, черную, как сажа.
Говорит, найдет тебя. Пишу записку.
Пенелопа, я привез сундук с деньгами.
Злато в старости — излишество. На что мне?
Одиссею храм дострою. Первый камень,
я слыхал, был Телегоном установлен.
Молвят также, что порос чертополохом
этот камень и успел дать пару трещин.
И про то еще, что ты живешь неплохо
с новым мужем. Скорбь недолго тешит женщин.
55.
ЛАТИН — ПЕНЕЛОПЕ
Молодой Латин приветствует царицу!
Одиссея третий сын я, самый младший.
К славе, думаешь, его хочу прибиться?
Нет, не к славе, а к родне — живым и павшим.
Только в юности родные не нужны нам:
их заботы, наставления, советы.
А когда накатит, глядь — вокруг пустынно,
нет родителей твоих уже на свете.
Да, бывает, ветер в ветках вдруг засвищет
или дернет на дверях моих холстину.
Так и кажется: войдет отец в жилище,
улыбнется и подсядет молча к сыну.
Я храню одно посланье Одиссея
средь вещей мне дорогих, хранимых присно.
Что ж, беречь при жизни близких не умеем,
но посмертно бережем одежду, письма.
56.
ДИОМЕД — ИДОМЕНЕЮ
Будем живы, друг! Кто обошел все рифы,
кто вернуться смог из илионской бойни,
тот легенды о себе услышит, мифы.
И достойней встретит старость. И спокойней.
Не слыхал про нас историй? Между нами,
чушь такая ходит, что даешься диву.
Хочешь знать, как мифы делаются? Сами
мы творим их — о себе мы так болтливы!
А народ наш склонен к преувеличеньям.
Так он все твои истории раскрасит,
что, когда молва дойдет к тебе от черни,
только с хохотом покатишься ты наземь.
Болтовня про Одиссея — не чета нам:
мол, сирен, циклопов опростоволосил.
Если б я его не знал, не пил с ним рядом,
и тогда б не верил в байки эти вовсе.
57.
ЛАЭРТ — АНТИКЛЕЕ
Антиклея, что за день сегодня? Снова
листья сыплются повсюду. Сад пустеет.
А вчера еще зеленого покрова
и цветов царило буйство, Антиклея.
Осень — скорбная пора, напоминанье,
что конец любой истории настанет.
Жизнь длинна, но драматична в этом плане.
Сколько лет мне — девяносто? сто? Кто знает!
Я на нищего похож. Лежу под ветром
на сухой листве в саду. Считаю звезды.
Их без малого шесть тысяч, ты поверь мне.
Больше дней прошло, как я покинул остров.
Или меньше? Дат не помню. Не отметил.
И забыл, кто жив еще, кто канул в Лету.
Говорят, что нет давно тебя на свете.
Как и сына Одиссея тоже нету.
Декабрь 2000 – Январь 2001
Алфавитный указатель действующих лиц:
1. АГАМЕМНОН — царь Микен, старший брат Менелая. Под его водительством греки осаждали Трою. После возвращения домой был предательски убит женой Клитемнестрой.
2. АНТИКЛЕЯ — супруга Лаэрта, мать Одиссея. Не дождавшись сына с Троянской войны, умерла от тоски.
3. АНТИНОЙ — один из женихов Пенелопы во время многолетнего отсутствия Одиссея.
4. ДИОМЕД — царь Фракии, друг Одиссея, герой Троянской войны.
5. ЕВРИКЛЕЯ — служанка в доме Одиссея и нянька Телемаха.
6. ЕЛЕНА — жена Менелая. Явилась причиной войны, т.к. с сыном троянского царя Приама Парисом бежала в Трою.
7. ИДОМЕНЕЙ — царь Крита, друг Одиссея, герой Троянской войны.
8. КАЛиПСО (КАЛИПСо) — нимфа, спасшая Одиссея после кораблекрушения и оставившая его на своем острове Огигия на семь лет. От Одиссея у Калипсо родился сын Латин.
9. КИРКА (ЦИРЦЕЯ) — волшебница, обитавшая на острове Эя. От Одиссея, прожившего у нее год, Кирка родила Телегона.
10. ЛАТИН — (по Аполлодору) сын Одиссея и Калипсо.
11. ЛАЭРТ — отец Одиссея. Под старость ушел из городского дома своего сына и бедно жил в одиночестве в небольшом доме, окруженном полем и садом.
12. МЕЛАНФИЙ — пастух и раб Одиссея, предавший хозяина.
13. МЕНЕЛАЙ — царь Спарты. Из-за похищения его жены Елены началась Троянская война.
14. МЕНТОР — друг Одиссея, который, уходя в поход против Трои, поручил ему заботу о своем доме и о воспитании Телемаха.
15. НАВСИКАЯ – дочь царя феаков Алкиноя. Когда со служанками стирала в море белье, нашла на плоту потерпевшего кораблекрушение Одиссея, уплывшего от Калипсо, и приютила его. Позднее на Навсикае женился сын Одиссея Телемах.
16. НЕСТОР — царь Пилоса, друг Одиссея и старейший из ахейских воинов в Троянской войне.
17. ОДИССЕЙ — царь острова Итаки, герой Троянской войны.
18. ПЕНЕЛОПА — жена Одиссея. После смерти мужа стала женой Телегона.
19. ТЕЛЕГОН — сын Одиссея и Кирки.
20. ТЕЛЕМАХ — сын Одиссея и Пенелопы. После смерти отца женился на Кирке (по другой версии – на Навсикае, по третьей версии – на дочери Нестора Поликасте).
21. ЭВМЕЙ — пастух и один из немногих слуг Одиссея, сохранивших верность хозяину.