Из воспалённых глазок улицы на день
Стекали тонкой, серой струйкой души:
И голод каждой так осиротел,
Что жизнь, устав, уж не просила кушать.
Там я, меча свой чёрно-белый взгляд,
Всё чувство в окнах рассмотреть пытался,
А видел вновь, как щёлкает петля
Иль как пыхтят, потея, поршни сальца.
И в полдень вновь улыбчивая пастила
Кидала жалостливо крохи сердца.
Но пёс лишь, огрызаясь, убегал
(Боясь поранить загрубевшей шерстью).
Закат ушедший в ржавчину стук поездов
Оплакал гулом овдовевших станций –
Металл не блещет даже новизной,
Вот и бегу я, не успев остаться.
Да. Что-то оборвалось навсегда и враз.
Вопрос загрыз щенячую наивность:
Кого я больше ненавижу – вас
Иль всё ж себя за бьющих рук солёный привкус?
Уродливая ночь, стянув халат врача,
Порвёт мой вой измученный у горла:
Не стоит двух безумных обличать,
Обрекших на здоровье спящий город.