Когда моя падучая звезда
Забьётся, налетев на провода,
Откель уже никто её не снимет,
То не спасут ни ангел и ни бес –
Полягут все на глубине небес,
На самом дне. И я, конечно, с ними.
В ночных мирах и круговерти дня
Кто там захочет поминать меня
И вспоминать, что должен божеству я
Свою любовь? Она не задалась
И потеряла надо мною власть,
Не проклиная и не торжествуя.
Да и кому потребно лить елей,
Скорбя о том, кто не был всех милей,
Любителе не кислых вин и басен?
Не зря же говорил один шутник,
Что Гудвин недостаточно велик,
Поскольку недостаточно ужасен.
Я сам-то иногда жалею тех,
Которые, пернатым для потех
И прихотям в угоду человечьим,
По горло были вбиты в пьедестал.
Но для меня час этот не настал
И не настанет: мне хвалиться нечем.
А просто, на лету глотнувши льда,
Закашлялась в тиши моя звезда
(Ведь и у них случается простуда)
И сбилась с курса в дебрях января,
Впотьмах свой путь сомнительный торя,
Извечный: в никуда из ниоткуда.