…Николай любил музей Востока:
На бульвар Суворовский опять
И опять он шёл, и, будто дома,
По знакомым залам он бродил,
Всякий раз музей тот будто новым,
Удивляясь, вновь он находил.
Всякий раз мерцала по-иному
В этих гулких залах красота…
То – вершина, то – небесный омут,
То – штрихов мельчайших частота,
То – заря чеканки, то – насечки
Серебристой унцукульской грань,
Будто с нитью жизни пересечься
Здесь стремилась мирозданья ткань…
То – слова на ножнах сабли старой,
То – огонь светильника в ночи,
То – изгиб кувшина, как гитара,
То – ларца заветного ключи…
А картины больше всё с горами,
Где горит высокогорный лёд,
Плавится лучами, будто пламя,
Песню лучезарную поёт…
И казалось, будто тайна мира
В этих залах говорит своё:
Плачет, открывая сердце, лира,
И звенит свободою копьё…
И порой, когда от жизни скудной
Уж, казалось, нету больше сил,
Николай шёл в этот малолюдный
Мир миров – и силы находил.
Видел: на холстах сияют горы,
В дали недоступные манят.
Прозревал: восточные узоры
Тайну древнерусскую хранят.
Пышные, украсные соцветья,
Травяной орнамент стебельков
В древности рождались на планете –
В архаичных таинствах веков.
Волны листьев, пластика бутонов,
Фантастичность пламенных цветов
Зарождались на земле исконной –
На планете магов и творцов.
На планете мастеров-умельцев,
Общей для Востока и Руси,
Общей так, как матернино сердце
О сынах расставшихся грустит…
Всё равно связует воедино
Деток: капиллярами дорог,
Далями-туманами в сединах,
Песней, где сердечен каждый слог…
Видел Николай: одни узоры
В золотой и алой Хохломе,
И в резьбе поморских Холмогоров,
И в персидской шёлковой волне,
И в аварском унцукульском древе,
И в балхарских глиняных кругах –
Суть далёких солнечных поверий:
Сила жизни побеждает страх
Перед неизвестным тёмным миром,
Ледяным молчанием планет…
Сила древнерусской вещей лиры
И восточных танцев жаркий свет!
Проблеск молний и глубин воронки,
Недр земных звериный мерный гул…
Мир неумолим, жесток, огромен…
Шепчет сердце: я помочь могу!
Заговор сплету волшебным слогом,
Таинством узора обовью,
Танцем разожгу, спалю глаголом,
Песней всю беду перемелю!
Оттого ли роспись повторялась
И перетекала, словно свет:
Устюжских узоров чудо-завязь –
В Кубачей серебряный секрет?
Вышивка на праздничных бушлатах
Повторяла сказочный узор
Сарафанов русских… Ало-злато,
Бело-серебро далёких пор!
В дагестанских росписях домашних
Улыбались добрые коты
Так, как на соборах древних наших –
Львы-каменья дивной красоты…
Этой одинаковой улыбкой
Привечают Солнце до сих пор
Роспись в сакле перед детской зыбкой,
Древнерусский Юрьевский собор…
Роспись-лабиринт над входом в саклю
Духам путь закружит; проку в них
Для хозяйства нет, – но сам не так ли
Сделан, как на ложках хохломских?
Ложкой щи хлебает поселянин:
Лабиринт – розетка – солнце – жизнь…
Мы – родные братья, мы – земляне,
Наши мысли-дни переплелись!
Так и перекликнулись узоры:
Ситцевый поволжский хоровод
И чеченский танец, что, как горы,
Цепью нерушимою ведёт…
Наши были встречи да разлуки,
Наши самоцветы-кладеня…
Но в каком-то веке люди руки
Разомкнули, память не кляня,
И забыли братство да истоки,
И забыли древнее родство.
Будто кто-то перепутал строки,
Вещей книги вещее число…
Память острой спицей сердце ранит:
Нет, не подражанья двух культур –
А единообщность, а орнамент
Неразрывно связанных натур.
Мусульманский мир и христианский,
Сказочный Восток и Святорусь
Путь единый вынесли из странствий
Средь миров, в космическом ветру.
И тысячелетия традиций,
Древневековечный быт-уклад
Искры интереса будят в лицах,
Разговор направят в нужный лад:
Мы едины общностью былинной,
Мы сильны святою красотой,
Что в печальной книге Голубиной
Связана строкою золотой.
Явлена, как блещущий источник,
Скрытый за завесами веков –
Восхищений, плачей, узорочий,
Предрассудков, чаяний, оков…
Но тысячелетние былины
И народных промыслов лучи
Повторяют: братья, вы – едины,
Хоть весь мир об этом умолчит…
Общие у вас святые корни,
Общая седая старина…
Дух ваш неподкупен и огромен,
Ведь Прамать, Пра-Родина – одна.
Живопись копировать не будет
То, что ей и так принадлежит…
Отчего-то творческие люди
Обострённо-ясно видят жизнь.
И когда восточные мотивы
Проступали сказкой на холстах –
«Это – жизнь моя, не чудо-диво,
Это – жизнь моя в моих руках», –
Николай ответил бы.
Коль сердце
Откликалось на восточный ритм –
«Это – песня далей, песня детства.
Я в далёком детстве был другим…
Где я откопал любовь к Востоку?
Танцы те, что звёздами звенят…
Где-то в жизнетворческих истоках –
Не иначе, в сердце у меня…»
Да, казалось, будто тайна мира
В этих залах говорит своё:
Плачет, открывая сердце, лира,
И звенит свободою копьё…
Да, порой, когда от жизни скудной
Мыслилось, что нет ни снов, ни сил,
Николай шёл в этот малолюдный
Мир миров – и силы находил...