в метро все пути сходятся в длинное едино,
слишком шумно, и быть может оставаться не следует,
так стоять у дверей, как одинокая осина,
понимать, что бог из-за твоих проблем сетует.
мы уйдем, исполняя чью-то блажь,
прозвучит «решено», пройдясь рябью по шторке,
без меня отдохнет одинокий пейзаж,
не торчать же всю жизнь в бетонной коробке.
городскими огнями высечена ностальгия,
чрез тень знакомых улиц нетерпеливо проедет,
у меня на нее, знаешь, была аллергия,
я ожидала, когда полностью съедет.
разбуди утром анонимным звонком,
не стирай это счастье с ледяных пальцев,
растворись в кружке чая с моим молоком,
и расправь узелки на пластмассовых пяльцах.
я оставила апельсины на тротуаре,
в ожидании, что некто их заберет,
насладиться их терпким вкусом в подвале,
и один не умрет, и один не умрет.
я осталась одна, ожидая рассвета,
мои серые дни, одинокие дни,
не осталось ни крохи у бродяги-эстета,
растворились в ладонях они.
у каждого свои недетские проблемы,
своя дрянная припудренная голова,
и в голове стремительно текут пробелы,
а над пробелами мечты и кружева.
я в метро, отпуская на крыльях отчаяние,
рваным криком в бесстрастие: «прости»,
одиночество или раскаяние,
все равно нам с тобою не по пути…
и если присмотреться, мы попросту толпа,
мы все бежим по - одиночке, срываясь и вставая,
рассыпались по плитке, как мелкая крупа,
а кто-то нас упрямо собирает.