Солнце раскинуло закат, полынью задыхался вечер.
Уставший воздух от цикад хладил тайком бродивший ветер.
Лепились в комья комары, манило сенное постелье,
Ломая взглядом ковыли, полнило путника похмелье.
Еще в пыли не стыла стопь, уж блик костра лизал дорогу.
Срывая головную хворь, шептала память понемногу.
Глубокой дали помнил дно и горизонта гладил кольца,
Губил прокисшее вино, храня тепло заката солнца.
Худой карман последний грош терял в пыли осенних ветров.
Смывал бесцветной струей дождь неразрешенности ответов.
Чуть шевеля, озябших пальцев, коснется монотонный зуд –
Он ставит крест в простом убранстве, с мольбой растрескавшихся губ.
Слезою чертит седина, за ветром бросив кривотолки
За что-то держится вина – былого счастья недомолвки.
Больной любви калеча смысл, держал в запястьях, как святыню
И сбросив груз с сердечных мышц, утраты боль отдал он миру.
Горели карие глаза, бранью харкался зоркий ворон,
Заката солнца полоса, а мир уж темени был полон.
Чертил на небе Млечный Путь дороги, звездное творение.
Медовость губ вершили жизнь, пьянили яблони цветением.
Нежной груди, тугой сосок, волнил сознание желаньем,
Безумности всего глоток, - о как легки воспоминанья!
Изменой заплясала боль, в костре рядеющие письма
Сгорая, обжигали кровь и он, размахивая крылья
Вознесся в звездную страну. Костер играл глухие нотки.
В небе чертили полосу с души упавшие обломки.
Утра, редеющая зыбь, росой умоет сонность веков.
Вдруг замерзающая прыть проснется с вольным человеком.
И сердце, предрассветный дух, вольет в натруженные вены,
Чтобы продолжить дальний путь, как будто б не было измены.