Дениска, божия душа

Андрей Оваско
  Лера осторожно прикрыла  дверь палаты. Ее дочь Лизонька,  оперированная несколько дней назад, наконец-то заснула.  Лера прислонилась спиной к стене и вздохнула.  Материнское сердце готово принять на себя любую боль,  лишь бы облегчить страдания любимого дитя, будь то сын или дочь.  Может быть,  так и случилось,  и Лиза забылась в дневном сне.

    Переживания последних дней навалились на Леру как-то вдруг, сразу. Ноги налились  свинцовой  тяжестью,  веки тоже отяжелели,  глаза  щипало и наполняло слезой, стоило их только лишь прикрыть.  Не было ни сил, ни желания двигаться с места. За окном мело и  почти треть окна,  от самого карниза,  была занесена снегом.  Тусклый день,  серые стены домов, безликие окна.

   Послышался  детский плач, поначалу неясный, слабый. Лера  с трудом разлепила глаза.  В конце коридора появилась детская, несуразная фигурка.  Это был мальчик возраста не более  шести - восьми лет.  Вид его был жалок.  Лера  подумала,  боже мой, какой худышка. Господи,  да откуда же он?

    На мальчике была нелепая короткая майка,  широкие и бесформенные синие сатиновые трусы,  из которых  торчали  ножки-палочки. На ногах  его были старые сандалии, видимо немало повидавшие на своем веку и сменившие не одного хозяина. Он подошел к Лере,  шаркая подошвами своих сандалеток.

 

   Волосом ребенок был рус, голова чуть приплюснута с боков и вытянута.  На его щеках, оставляя дорожки,  беззвучно скатывались  горошины слез. Все его существо взывало к жалости, к желанию обнять, прижать его к себе и гладить по вихрастой макушке. Лера обняла мальчика, а он,  прижавшись к ней, обхватив ее за ноги, заговорил, всхлипывая и вскидывая  свои хрупкие плечики, содрогаясь тонюсеньким, беззащитным тельцем: «Тетя, мне завтра операцию будут делать, а потом приедет моя мама и заберет меня. Правда ведь, заберет?»  Лера лишь прижимала его к себе, а в горле стоял «комок боли», отдаваясь ломотой в переносицу и к  вискам.

   Позже Лера узнала, что мальчик поступил в областную детскую клиническую больницу из детского дома.

   На следующий день Дениске, так звали этого маленького страдальца, не известно за какие грехи обреченного  на сиротство, сделали операцию. Вскоре он уже снова бродил по коридору. Лера, завидев  мальчика,  позвала его с собой.  В палате его угощали соками, конфетами, а он всем говорил, что его скоро заберет мама и это слово в его обескровленных устах  звучало часто и с необъяснимою, непонятною  никому, любовью.  Нам не понятною.

 

    В  столовой Дениска с великой радостью рассказывал, что его угощали тети конфетами  и давали пить сок. И надо  было слышать, сколько в этих словах было радости и чистой благодарности. Какая бы не была душа суровая и та бы растроганно  прослезилась.

    По причине слабого зрения,  окружающее Дениска видел плохо, но очков у него не было. Если он брал игрушки, или  какие предметы, то  разглядывая,  подносил  их к  самым глазам,  и сердце Леры обливалось кровью,- за что судьба так несправедлива к тем, кто этого не заслужил. Во искупление чьих грехов?

 

   В один из дней в больницу пришла  неизвестная женщина, оставив мальчику конфеты и сок.  Кто она была,  Лера не знала. По всей видимости,  из работников сиротского дома.

 

   За вечерним столом  Дениска угощал всех конфетами, объясняя, -  приходила мама, гостинцев принесла, и  завтра его заберет.

 

   Назавтра, Лерочка,  зайдя в комнату отдыха,  увидела Дениску. Он стоял на коленях перед телевизором, лицом почти прижавшись к экрану. Из глубины экрана поверх головы бедного мальчика смотрела, о чем - то говоря, незнакомая женщина.

 

     Дениска вздрогнул на шум и, обернувшись, протянул навстречу руки:  «Мама!»


январь, 2013-го
-----------------------------------------------------------
В основе рассказа  действительные события и  подлинные лица