Троллейбус скользил по обледенелой мостовой, притормаживая задолго до остановок, и в очередной раз, когда напряжённый троллейбус встал у обочины, в раскрытые двери, тяжело ступая, вошёл багроволицый мужчина.
Войдя, он тут же плюхнулся на ближайшее сиденье рядом с притихшей женщиной, державшей, на коленях небольшую собачку. Пока мужчина устраивался поудобнее в жалобно скрипевшем кресле, женщина обречённо вздохнула, и отвернувшись прошептала:
- Налакаются с утра пораньше и ездют. Людям жить не дают. Господи, какой запах!
Мужчина, услышав это, задышал ещё глубже и тоже оскорбился:
- Это от твоей беспородной собаки запашок», - и с усмешкой заключил:
- Тоже мне, дама с собачкой…
Затем поднялся и, неловко пятясь, пересел на другое место. Спросил, пытаясь быть ещё ироничней:
- Чехова читали? Антон Павловича? Но не думайте, что у нас, как в том рассказе будет. Не те времена,- и, вздохнув о чём-то своём, соболезнуя, добавил:
- Начитаются классики…
***
А Эльдар ехал на свидание.
На душе было ясно и весело. Даже эта грустная и нелепая сценка не смогла его отвлечь от прежнего настроения и, он, пряча улыбку, отвернулся к окну.
Погодка сегодня удалась на славу. Снегу – хоть завались. Солнце искрится, будто раскатало себя на множество апельсиновых шаров, даже глаза разбегаются. И Эльдар с удовольствием сунул руку в карман. Нащупал там ещё не остывший ключ от комнаты, которую снимал друг.
Так что все проблемы решены. Не надо уговаривать вахтёров, просить соседа уйти на время, но все равно чувствовать себя в пустой комнате под прицельными взорами.
Это не прошлая встреча в ресторане ценой в стипендию, а после веселья поцелуи на снежных скамейках в опустевшем парке и нелепая поездка через весь город к мифической Танькиной подруге, уехавшей куда-то на юг и оставившей ей ключи от своей квартиры.
Всё тогда было против них, и неподдающийся ключам второй замок и внезапно наступившее протрезвление от неудачи.
Нет, сегодня другой день…
Татьяна, посвёркивая зелёными глазами, уже стояла в пушистой шубке под памятником.
- Салют товарищам по несчастью! Ну, давай счастливь снежок своими ножками. Ступай с богом до дорожки и светофор таксистам. Учи провинцию жить. Сегодня, Танюш, берём реванш за все обиды.
И Танюшка послушно хлопала оснежёнными ресницами и счастливила снег, ступая полными ножками чуть впереди Эльдара и поминутно оглядываясь.
Такси подъехало сразу, «пройдоха» шофёр сразу уловил настроение клиентов и всё время, правда, не отрывая глаз от дороги, безостановочно шутил. А при расчёте, когда Эльдар протянул ему «трёшку", он деловито засунул их в карман кожаной курточки и со словами:
- Два пишем, три в уме, - мигнул весёлым глазом, захлопнул дверь и, прощально улыбнувшись, уехал, обдав их снежной пылью.
А они прошли по хрустевшему снегу через двор. Сразу попали в нужный подъезд и, немного повозившись с дверью, вошли в квартиру.
***
Комната была малюткой, один диванчик, трюмо и старый шкаф. Эльдар оглядел невзрачную обстановку и ему стало не по себе. Старые надёжно сработанные вещи, сумрачно и печально смотрели на непрошенных гостей. Особенно поразил Эльдара громоздкий комод, стоящий в коридорчике возле кухни. Точно такой же комод был и у них на старой квартире. В нижних больших ящиках мать хранила старенькие вещи, а два маленьких ящика наверху принадлежали им с сестрой. И Эльдару захотелось подойти к старому комоду, открыть свой любимый правый ящик и, как в детстве, шумно переворачивать накопленные безделушки. Жаль, что с переездом на новую квартиру комод сначала вынесли в коридор, а затем и вовсе вынесли в подвал, как ненужную вещь. Но никогда до этого момента Эльдар не вспоминал об этом, а сейчас вдруг вспомнилось. И он хотел было рассказать о случившейся встрече и Таньке, но вместо этого отвёл растревоженный взгляд от старого комода и, поддаваясь прежней бесшабашности, произнёс:
- Вот и наши райские кущи.
А Танька согласно смеялась и вертелась перед зеркалом.
- А окно-то, окно! Ты только взгляни, Танюш, на эту разросшуюся герань. Первый раз такое вижу, одним словом, любовный тупик. Ни улицы не видать, ни двора, а одна трущобная стеночка во весь горизонт. Сюда не заглянуть, и отсюда не выглянуть.
- Это в награду, - мурлыкала Таня.
И пока он закрывал двери, она уже почти разделась.
***
А когда они лежали в уже согретой постели, Танюшка вдруг, удивлённо подняв голову, сказала, кивая на оконный цветок:
- А откуда ты знаешь, что это герань? - И Эльдар долго и бестолково рассказывал ей правда, умалчивая о самом главном, как он узнал, как зовут этот цветок геранью; а сам вспоминал, как они с Ленкой проходили через двор, а среди старушек, сидевших на лавочке, одна удивлённо прошептала: - Вот красавица! Губы-то, что лепестки герани.
И с тех пор Эльдар искал этот цветок, чтобы увидеть и запомнить.
Татьяна долго лежала, протянув руки поверх одеяла. А потом неуверенно спросила:
- Ты, должно быть, любил ту девчонку, раз цветком заинтересовался?
- Да, просто интересно было…- невольно пряча глаза, отвечал Эльдар. А Татьяна, медленно склоняясь над ним и задумчиво внезапно потеплевшим голосом говорила:
- А я и не знала, что ты у меня такой любознательный и странный. И они снова целовались до изнеможения, а потом лежали присмиревшие и притихшие. Эльдар уже больше помалкивал, а Таня:
- У тебя, Эльдар, глаза грустные и не карие, а какие-то засасывающие, они у тебя у пьяного трезвые. Лицо плывёт, губы кривятся, а глаза прежние, только веки тяжелеют. Ты мне сразу понравился, с первого взгляда. Ты не думай, что я такая легкомысленная. У нас в парикмахерской девчата боевые, но не плохие, как может показаться. Просто мы, женщины, такой народ. Слабый на тех. Кто нравится. Прямо беда. Ты не обижайся, что я домой тебя не повезла прошлый раз. Отец у меня строгий. Всё ругается, привык командовать. Мне вот собачку подарили на день рождения. Лохматенькая такая, я её Таськой зову. А отец, когда придёт не в настроении, бурчит, глазом её так и сверлит. А она чувствует. Всё под диван или ко мне жмётся. Отец походит, походит, вздохнёт так тяжко и говорит:
- У меня, от твоей Таськи, прямо тоска в ушах так и звенит. Возишься с ней, как с куклой. Замуж пора, и чего ты Кольку морочишь. Интеллигент, не пьёт…
- Кстати, совсем забыла, у меня же сухое есть.
– Что же молчала, - хозяйственно произнёс Эльдар. И, закрыв глаза, никак не мог понять, что с ним происходит. Отчего в душе всё погасло, как в глазах, когда они вошли с яркой улицы в эту квартиру. Отчего Танька, такая красивая и счастливая, отдаляется от него и ничего не подозревает. Ведь он сам хотел этого дня, этих поцелуев. Так в чём дело? Эльдар встал. Вышел в коридор, постоял там, чувствуя себя одиноким и заброшенным…
Потом, закутавшись в одеяло, они пили холодное вино.
- Ты пей. Эльдарчик, пей. От сухого вина либидо повышается.
- Какая ещё лебеда? - пытаясь скрыть раздражение, удивлённо спрашивал Эльдар.
- Либидо, - таинственно шептала Танька, - способность любить.
- Мясо есть надо побольше, вот и вся лебеда.
- Да не скажи, Эльдарчик. Не лебеда а либидо, - на - о, округляла губы Танюшка, и лезла целоваться и, чтобы не обидеть её, он шептал ей всякую ерунду о её глазах, ногах и руках, и говорил, что она фигурой похожа на купальщицу с одной знаменитой картины и ему было жаль себя, ту картинную купальщицу и ни в чём не виноватую, такую живую Таньку.
А она пыталась дразнить его, рассказывая о своём лопушке, которого он раз видел возле парикмахерской с букетом цветов.
- Мой дурачок приходит всегда в одно и то же время, вежливенький такой. Чистенький. Для Таськи достаёт ливерной колбаски и кличет её таким жалостным голоском:
- Тося, Тося, иди сюда! Нерешительно так смеётся. А мне шоколад одной и той же марки приносит или цветы. А с отцом – и слова не может сказать. А со мной – и говорить нечего. Сядет и молчит. Смотрит, как на картину долго-долго и дышит. Поздоровается по телефону и снова глубоко и долго дышит. Я ему говорю:
- Ты что, Коля, шкаф на себе носишь, или рояль? Никак отдышаться не можешь.
- Может и Ленка так обо мне говорила, - с внезапной болью, озлобившись, подумал Эльдар, и ему захотелось забыть всё это, но было ещё хуже.
***
К вечеру их окно потускнело и съёжилось. Они медленно вышли из подъезда по сухо хрустевшему снегу. В груди Эльдара было пусто и холодно. И, когда они расставались возле метро, Эльдар, шагнув к Татьяне, тоскливо сказал:
- Слушай, Тань, выходи ты за него замуж. Я ведь тоже такой, когда люблю.
***
Он сел на погрустневший и, как будто осевший к вечеру, троллейбус. Пусто глядел в окно. В нём росло раздражение против себя и прошедшего дня, всё вокруг казалось лживым и неестественным. Он долго наблюдал за одной женщиной, сидевшей с погасшим и утомлённым лицом. Он понимал, что это не хорошо следить за кем-то исподтишка, но ничего не мог поделать. Что-то привлекало его в этом лице, то ли общность настроения, то ли ещё какая тайна. Но странное дело перед тем, как выйти, женщина достала небольшое зеркальце, заботливо всмотрелась в своё отражение, и, когда Эльдар взглянул на неё снова, он неприятно удивился. Перед ним было совсем другое лицо, не несчастное и не погружённое в себя, а лицо человека, знающего себе цену. Даже полуулыбка замерла в уголках рта, как солдат по стойке смирно.
- Все – играют, все притворяются, - с горечью и какой-то мстительной радостью мучился Эльдар. Потом его внимание привлёк какой-то полный, деловой мужчина с портфелем – один стоящий в проходе среди полупустых кресел – с руководящим, полным глубоких раздумий холёным лицом. И Эльдару захотелось встать, пнуть изо всей силы в его упитанный зад. Отъелся, дескать. И, избегая искушения, он перевёл взгляд на поношенного мужичка в шапке за шестнадцать рублей. Мужичок был бледен, и, как видно, устал, но мужественно поигрывая желваками, целеустремлённо напевал:
- Мы охотники за удачей. Птицей цвета ультрамарин!
И отстукав сухими пальцами ритм, повторял, меняя всего одно слово:
- Мы охотники за удачей. Птицей счастья тара - та - там!
И Эльдар неожиданно для себя засмеялся. Вначале он даже испугался этого. Ведь ему на самом деле было не до смеха, а через мгновение уже хохотал. Смотрел на этого занюханного мужичка и, злобно и злобно вытаращив глаза, хохотал, пытаясь вывести эту чинную и, как ему казалось, притворяющуюся толпу из себя.
На них стали оборачиваться, а мужчина будто очнувшись, вскинул голову на Эльдара, и тоже засмеявшись, безобидно проговорил, с удовольствием растягивая слова:
- Вот стерва. С утра привязалась, и пою. Всего две строчки.
*****