Уже начавшее прогревать бледное апрельское солнце медленно вставало над маленьким рабочим городком тихой подмосковной окраины. Спешили куда-то ранние пешеходы, увлечённые своими, им одним известными проблемами. Провинция. Тут всё кажется более значимым и более великим, чем оно есть на самом деле. Главы семейств, ещё не старые, но уже с присущими заботами, упорно заводили видавшие и лучшие дни "Жигули", дабы заранее подготовиться к предстоящему дачному сезону и желая только одного, чтобы разменявшие не одну сотню тысяч, прогнившие творения человеческого гения, эти любимые как члены семьи "консервные банки" прослужили хотя бы ещё один сезон. Начинался новый рабочий день - последний в предстоящей череде любимых майских праздников, когда можно уже будет расслабиться и забыть наконец о заевших проблемах ежедневного бытия. Не предвещало ничто неприятностей и в семье старика Николаенко. Да и какие могут быть неприятности, когда прожито вместе уже более тридцати лет. Давно разлетелись выросшие дети, а внуки... Внуки не часто баловали своим вниманием полусельских пенсионеров. Современным деткам подавай компьютерные игры с хорошей графикой, а мобильный телефон последней модели давно уже стал непременным атрибутом самого среднестатистического первоклашки. А чем могут заманить на старенькую дачу родственники-пенсионеры - недозрелой клубникой, прекрасными образцами которой завалены все магазины, полуразвалившимся туалетом типа "люфт-клозет", роем мух днём и тучами комаров вечером? Современному "поколению Пепси" надо другого. Да и курящих подростков предки по-старинке не воспринимают и не представляют среди своих внуков. Так что, дорогие бабушки и дедушки, не заманите. Останемся лучше мы в городе.
И вот среди этой унылой и, во многом предсказуемой обстановки ранней весны, на фоне только начинающей цвести природы зарождалась обычная, ну или совсем обычная, рядовая семейная драма. Надоевшие друг другу за много лет совместной жизни молодые пенсионеры, накопившие друг к другу немало претензий по поводу не реализованных жизненных планов, загубленной молодости и др. начинали свой обычный ежедневный скандал, как всегда не торопясь переходить в наступление на слабые, а значит и легкоуязвимые точки оппонента. Впрочем, скандал был не совсем обычным. Сегодня он грозил перерасти в нечто большее. Главе большого семейства Николаю Николаевичу Николаенко недавно только исполнилось 65 лет. Для современного мужчины - давно прошедшая пора переосмысления жизни. Пора, когда семейные хлопоты должны отойти на второй план после, например, рыбалки. Или, скажем, дачи. Но, не только внуки не жаловали стариков. Детям тоже было чем занять себя в редкие минуты отдыха. Посещение родительского дома тоже не входило в их планы жизни. Короче, всё как у всех. Современный мир с его ускоренными темпами самообеспечения, совершенно иной динамикой жизни не подразумевает совместную монотонность прозябаемости под родительской опекой. Словом, как и большинство их ровесников, старики Николаенко готовились к предстоящему дачному сезону в гордом одиночестве.
Старая Ольга Сергеевна ворчала, по своему обыкновению желая мужу кары небесной и скорой встречи с антихристом, проклинала свою горькую судьбинушку, связавшую её с эдаким недотёпой и мыла потрескавшуюся по жёлтому слою эмали посуду с витиеватой надписью "Общепит" по ободку. То ли выскользнувшая из мокрых рук тарелка, то ли чем-то выделенная из общего потока брани фраза, но, что-то вдруг поспособствовало началу конца затянувшейся обыденности староукладной жизни.
Старый Николаенко отложил в сторону позавчерашний "Советский спорт", который он накануне подобрал вместе с целой пачкой таких же зачитанных газет, непонятно как соседствовавших со стопкой красивых глянцевых журналов, когда, по-обыкновению вечером, выносил мусорное ведро. Молодёжь уже давно не ходит с такими вот вёдрами. Стесняются. Да и с пакетами сейчас проблем вроде бы нет. Куда проще, собрал пакетик, да и закинул его по пути на работу. Стариковский же уклад подразумевал несколько иное времяпрепровождение. Итак, газета в сторону. Телевизор выключен. Самое время положить конец всем этим многолетним скандалам и унижениям. И, как это бывает в интеллигентных семьях, без криков, оскорблений и излишней нервотрёпки, мирно порешили развестись.
Пусть не смеётся читатель. Эта, на первый взгляд комичная ситуация - далеко не редкость. Под старость люди не только сходятся, но частенько и разбегаются, как одноимённые магнитики. Да ещё и так шустро, что позавидуют молодые. Всё бы и здесь прошло легко, кабы не большой список трудноделимого имущества: квартира, дача, машина. Не продать и не разменять, нужно обоим. Уступать никто не хотел. И тут в седые головы приходит спасительная мысль: суд. По фильмам и книгам помнили - самый гуманный и человечный. А раз так, то в сторону посуду. Не денется никуда. Бабка даже чистую рубашку достала деду из шифоньера, не забыв погладить (по старой привычке, наверное) залежалые складочки. Долой недельную щетину, здравствуй одеколон "Шипр", остатки волос - назад. Помолодел даже как будто лет на двадцать. На мгновение промелькнула мысль: "Куда? Зачем?"
Промелькнула и быстро упала на дно сознания, придавленная сверху бетонной плитой обиды на старуху. Столько сил отдано ей, семье. Никогда ни о чём другом и не думал. Друзья в молодости немало времени провели в сладких объятиях легкодоступных хохотушек, да по пивным, да забивая "козла" под раскидистым старым клёном во дворе дома. А он после работы спешил к ней, единственной. Никто ему был не нужен, только она одна. Хотя и не красавица вроде, да и по дому не всегда всё вовремя успевала. Всяко бывало. Но не замечал. Как-то терпелось. А здесь - всё! Как отрезало. Надоело. То ли стариковская гордость проснулась, то ли непонятно откуда взявшееся самолюбие. Раньше-то как-то обходилось. Но ...И на сухих пнях цветы распускаются. Вот и Николаич решил проявить твёрдость в принятом решении. Точка, значит точка! Без мыслей о последствиях. Поднял руку вверх и ...со свистом рассёк воздух ладонью. Всё! Хочу жить один!
- Ты готова? Пошли!
Скрипнула, закрываясь, обитая стареньким кожзамом дверь, застоявшийся запах старого подъезда кисло ударил в нос, перебивая густой аромат "Шипра". А уже волна свежего весеннего воздуха не только освежила, вдохнула новую невиданную свежесть и закружила озорным водоворотом молодого задора и вседозволенности, но и заставила окончательно забыть неумелые клятвы юности.
Суд находился рядом, на соседней улице. Сколько лет проходил он и проезжал мимо этого солидного здания - образца монументализма и непоколебимости ушедшей в прошлое эпохи социализма. Молоденькая секретарша приняла их заявление, даже не удосужившись поднять глаза от блестящего журнала, интересующего её гораздо больше, чем эти старые люди с их такими обыденными земными проблемами. Наверное, когда людская беда становится работой, то на неё и смотришь как на обыденность и серую повседневность. Девушка взяла у них паспорта, без отрыва от журнала переписала привычной скорописью адреса прописки, что-то полистала в своём журнале:
- Ждите повестки. Вас вызовут.
Всё. Разговор окончен. Стариковское "До свидания, дочка!",- утонуло в океане безразличия и бездушия. Красивый мир столицы, глядящий с цветных фотографий на молоденькую провинциалку, интересовал её много больше. А что старики? Старики ушли. Ушли обратно в свой мир привычной малогабаритной двушки. И стали ждать. Ждать пришлось долго. Даже по стариковским меркам, когда неторопливое время уже не идёт вразвалочку, а несётся удалой тройкой, весело вызванивая удалыми колокольцами прожитых мгновений, неумолимо напоминая о непреложном законе природы, о бренности бытия. Так в ожиданиях прошла весна, лето, наступила осень. Да уж не золотая её пышная пора, а время уныния и упокоения.
Они так и не помирились за это время ожидания. Просто как-то тихо и незаметно превратились в чужих людей. Их связывало только одно чувство: желание поделить то, что когда-то их так прочно связывало.
И снова они пошли в суд. Только на этот раз рубашку дед одел не совсем глаженую. Хотя по-прежнему чистую, в крупную, цветную клетку. Да и побриться не забыл. Это уже стало для него привычкой: идя в официальное учреждение - одевать всё чистое, будто в последний путь. Хотя, в некоторых случаях, это одно и то же.
И вот они в суде. Тут-то события начинают развиваться с такой быстротой, что наши пенсионеры Николаенко не сразу успевают воспринять и осмыслить весь надвигающийся ужас происходящего. Девочка-секретарша ошибочно написала другой корпус в адресе супругов. И шли повестки на деревню дедушке. Наверняка они возвращались обратно с пометкой об отсутствии таковых, но разве это преграда для юного дарования, уже в недалёком будущем видящей себя в качестве как минимум мирового судьи, вершителем судеб и ломателем благополучия семейных устоев. Как минимум. А потому, под ошарашенное молчание наши "молодожёны" были уличены в злостном игнорировании суда, систематической неявке в суд, оскорблении чести суда и в уклонении от выполнения решений суда. За что, без всяких долгих рассуждений, под молчаливое хлопанье длинных ресниц девочки-секретаря суда, направились наши ветераны семейных баталий в местное СИЗО, дабы иметь возможность на следующие заседания без опозданий доставлять их пред светлые очи правосудия.
Длившееся почти четыре месяца судебное разбирательство, закончилось ничем. Познакомившись с обратной стороной светлой жизни супруги Николаенко поняли, что в жизни есть место и другим радостям. Из мрачного здания суда они выходили взявшись за руки и, оказавшись на улице, вдохнув воздуха свободы, долго стояли обнявшись, слившись в единое целое в сухом старческом поцелуе. А по давно не бритой щеке Николая Николаевича Николаенко медленно стекала одинокая слеза, скучая по ещё не забытому запаху "Шипра".