Они не играли в войну понарошку.
Не нужно девчонкам из ружей стрелять.
Им было нетрудно почистить картошку
И с мамой на речке белье постирать.
Июнь, сорок первый. Сирены взревели.
Они повзрослели буквально за час.
Надели пилотки, надели шинели
И к пеклу войны повернулись анфас.
А писем, а писем боялись и ждали.
Как прятали мамы и слезы, и страх.
Но не было, не было горше печали,
Вручить похоронку... и ужас в глазах.
Но в форме военной все также красивы,
Мужчин заставляли опрятнее быть.
Колец и сережек тогда не носили,
О слабостях женских сумели забыть.
Но делу мужскому - водить самолеты
Они научились и в небе ночном
Бомбили колонны и танки, и доты,
И пели о счастье в кабинах тайком.
А писем, а писем боялись и ждали.
Как прятали мамы и слезы, и страх.
Но не было, не было горше печали,
Вручить похоронку... и ужас в глазах.
Их много осталось, с войны не пришедших.
Их много осталось в чужой стороне.
Но память живая о днях сумасшедших,
Об этой великой и страшной войне.
На долю мужскую досталось не мало,
Но женщинам нашим досталось в стократ.
Мы головы наши склоняем с печалью,
О тех, кто сражались не ради наград.
А писем, а писем боялись и ждали.
Как прятали мамы и слезы, и страх.
Но не было, не было горше печали,
Вручить похоронку... и ужас в глазах.