Когда уже стихи спасать перестанут
(а время это, чую, не за горами),
густыми граблями будни серые встанут, -
отправлюсь в путь, запасясь железными башмаками.
Сношу, как водится, если оно покатит,
а если нет - сниму за первым углом,
обую кеды, и к ним - непременно платье.
А что башмаки? Отдам, пожалуй, на лом.
Пойду сначала на юг, а потом на запад,
потом - известно - куда поглядят глаза.
Потом сверну - стремительно и внезапно,
и может даже покажется, что назад.
Вот так покружив, достаточно бестолково,
дойдя до какого Канска или Тайшета,
найду в глуши возможно что неплохого
(но лучше могучего) старца (конечно аскета).
Спрошу: "Что мне делать с эдакой ерундою?"
А он, вероятно, даже предложит сесть,
помоет руки - живой, конечно, - водою,
и выдаст рецептов пять. Или даже шесть.
Таких, чтоб сразу видно - не зря ходила,
сносила платье, пристроила башмаки,
чтоб только прочтёшь - а всё, уже отпустило,
причём навсегда. Рецидивы нам не с руки.
Я склею их по два: бумажка к бумажке,
а буквы к буквам (значит, всё-таки шесть),
сложу корабли двухтрубные, дам отмашку:
плывите!
Ерунду оставлю как есть.