У вокзала, где уйма народу,
Грязный бомж сгорбив спину стоял,
Каждый день, и в любую погоду,
Он здесь милостыню собирал.
Ему мало совсем подавали,
Все брезгливо старались уйти,
Его грязно ругая, толкали,
Чтобы он не стоял на пути.
Он своими больными ногами,
Шаркал, в сторону отходя,
И у Бога просил состраданья,
У людей его не найдя.
"Я ж, когда-то как люди был тоже,
И была у меня семья,
Почему ж ты, великий о Боже,
Все страданья свалил на меня?
Что судьбина на всех посылала,
Снизошло на меня одного!
И согнуло меня, и сломало,
И к помойкам меня понесло.
Как же холодно ночью бывает,
Мне на голой земле ночевать,
Руки, ноги мои замерзают,
И мне хочется плакать! Рыдать!
Люди стали ко мне безучастны,
Очень редко они подают,
И подростки теперь очень часто,
Ни за что, ни про что меня бьют.
Бьют жестоко, руками, ногами,
Все в лицо норовят угодить,
И разбитыми в кровь губами,
Я молю их меня пощадить.
Боже! Милостивый! Умоляю!
Прибери ты меня поскорей!
Хуже пса я живу и страдаю,
Нет мне места средь этих людей!"
Вот с такой не церковной молитвой,
Грязный бомж на асфальте уснул.
Весь в лохмотьях, голодный, избитый,
Был сентябрь, ветер холодом дул.
Его все стороной обходили,
В его сторону кто-то плевал.
Молчаливым укором России,
Грязный бомж на асфальте лежал.