Окраина
*
Вика, 11ти лет иногда активная, иногда флегматичная девочка со слишком щедро и коротко отчекрыженным мамой каштановым карэ, делавшим лицо высокой, сухой и тонкой как щепка Вики квадратным вроде кирпича, – Вика любила любое ненормальное изменение в навязшем в зубах распорядке дня. Поэтому она каждый год радовалась, когда приходилось в выморочную, затянутую смогом и последней утренней темнотой рань, вставать и идти, вместо школы, в Детскую Поликлинику с целью сдать на анализ кровь из пальца.
Громады домов наплывали из темноты и в темноту пропадали. Бледнели и вот совсем гасли по мере Викиного продвижения по району фонари, открывался унылый, безлиственный ландшафт недавно отстроенной московской окраины. Рраз-два, рраз-два, ритмично считала Вика шаг, стараясь покрыть этим шагом пространство от дома до Детской Поликлиники в рекордное время. Была Вика нескладная и несколько тормознутая в общении, одеваться не умела; не умела и носить вещи, покупаемые ей родителями при полной Викиной пассивности по этому вопросу. Вике глобально не нравилось всё, предлагавшееся из одежды в магазинах. По ночам Вика мечтала, неизвестно откуда взяв эти размышления, о длинных дО полу платьях или скажем русских сарафанах да о мощной и романтичной косе до пояса, ничего в этом смысле в магазинах не предлагалось; проклятое же слишком короткое каре – хоть и было каре слишком коротко, это не мешало ему загибаться по двум сторонам лица в одну и ту же сторону, так что одна сторона каре оказывалась загнута по направлению к левой щеке, другая – по направлению от правой щеки, вид получался просто дикий, даже удивительно: пожалуй, нарочно стараясь, добиться такого нельзя было бы. По лицу мелкой рябью высыпАла изо дня в день мелкая и крупная угревая сыпь, и никакими ни лосьонами, ни кремами, ни мылом специальным, всё это рекламировалось по телевизору, помочь ничему нельзя было. При этом полном отсутствии во всех московских магазинах нравящихся вещей, Вика исповедовала мрачную, какую-то топорную веру, утверждавшую, что главное чтоб было удобно и максимально разношено, и влезала подряд в любую одежду, которую ей предлагали. Одеждой оказывались шерстяные колготы, как правило тёмные - коричневые там или синие; дурацкие короткие прямые юбочки выше колена, в которых Вика чувствовала себя нескладной тощей коровой, и, что ещё хуже – белые блузки. Лучше бы всего Вика ходила в джинсах, но какой-то умный человек догадался джинсы в школе запретить, вот и приходилось ходить в этих юбочных костюмах, которые уже бабушка шила на заказ, но всё равно не могла порадовать Вику ни одним из результатов этого своего пошива. /Хотя портнихой бабушка была виртуозной, шила лучше чем в магазине./
*
Кровь сдавали, как правило, в начале Сентября. Для того, чтобы успеть сдать кровь, которую принимали строго в течение одного часа, а именно не то с 7ми до 8ми, не то с восьми до девяти, занимали очередь за два или три часа до начала сдачи крови.
Очередь, занятая, скажем, в пол-6-го, бывала занята не внутри поликлиники, коричнево-бежевого четырёхэтажного здания с колоннами и аркой перед входом, а снаружи перед дверями, потому что вообще вся поликлиника открывалась только в 7 или вот в пол-8-го даже.
Однажды Вика, явившись к закрытой ещё поликлинике, обнаружила там среди остальных занявших уже очередь – человек пятнадцать уже было – также свою любимую учительницу русского языка и литературы, Ольгу Сергеевну – Ольга Сергеевна тоже готовилась сдать кровь. Так, во всяком случае, запомнила Вика, хотя зачем бы Ольге Сергеевне сдавать кровь в Детской Поликлинике, не вполне теперь ясно.
Морозец прохватывал сентябрьский и особенно оттого, что все, стоявшие в очереди, встали в ненормальную для себя рань и не выспались. Переплясывала с ноги на ногу, грела руки одна о другую миниатюрная, тоненькая, с яркой помадой Ольга Сергеевна; так же, хоть и несинхронно с Ольгой Сергеевной, переплясывала тоже и Вика.
Народ подтягивался. Вика и Ольга Сергеевна всё что-то тянули почему-то одну и ту же нить разговора уже час, как вот это так оказалось, что надо же было встретиться в один и тот же день и вот именно на сдаче крови. Вике, как сказано выше, было уже тринадцать лет, одета Вика была в чёрную осенне-зимнюю куртку на меху, в джинсы; не удавшееся каре было наполовину скрыто под загнутым на сторону тёмным беретом. На предмет причёски у Вики шла в то время с родителями затяжная – вспыхивающая, угасающая – война, родители хотели для Вики это вот самое каре, Вика же стояла на длинных низких хвостах, одном либо двух.
*
Наконец запустили в поликлинику совсем уже разросшуюся очередь. При входе стояла охрана, уже полчаса примерно стояла, но дверей замёрзшим людям не открывала, поясняя им знаками, что Поликлиника ещё не открылась.
Люди мрачно прошли мимо этих шкафов в униформе с ярко-жёлтой надписью ОХРАНА, чтобы уже совсем никто не усомнился – как проходят мимо мебели; втянулись, как пыль в пылесос втягивается, в широкий поликлиничный холл с кушетками, зеркалами, лифтами, не работавшим по раннему времени гардеробом. Всё-таки разделись, перекинули через руку свою осеннее-зимнюю амуницию, шарфы поразмотали и поснимали шапки, на ком они были.
На второй этаж не пошли, а так же, как в холл, втянулись в залитое ярким электрическим светом коридорное ответвление первого этажа, там в самом конце коридора находился кабинет для сдачи крови. Расселись на коричневых обтянутых кушетках вдоль коридорных стен, не нарушали очерёдности посещения кабинета. Вика, как правило, сдавала кровь примерно в середине приёмного времени; впрочем, бывало и так, что, придя позже, Вика успевала даже всего за пять минут до закрытия кабинета; но ни с чем, как люди, подтянувшиеся уже совсем поздно, уже даже после того, как открылась наконец поликлиника – ни с чем не уходила Вика ни разу.
Напротив на кушетке сидела замученная, с серым усталым лицом, мама с маленьким мальчиком. Мальчик был последним хулиганьём, это явствовало даже из ненормально криво и как-то лихо надвинутой на одну бровь шапки. Мама пыталась говорить с мальчиком, как с взрослым мужчиной, и тихо, но убеждённо объясняла ему, что не то отец – не то отчим, нельзя было разобрать – может быть, периодически ругается и дерётся, но надо же понимать и в чём-то терпеть и сглаживать ситуацию.
Увидев безобидную эту иголку, которой колют в средний палец или в мизинец, Вика начинала истерически постукивать зубами и ойкать, но впрочем выдерживала. Несколько взятых из мизинца капель крови помещали между маленькими прозрачными пластинками, совсем как в Викином игрушечном микроскопе, и убирали в холодильник; после этого писали справку, по какой причине пропущен первый урок, и можно было идти на второй урок в школу, благо и ранец с рассованными в нём как попало, даже нарочно как попало из-за какой-то ненависти, школьными принадлежностями – ранец во время сдачи крови бывал уже при себе; с джинсами же учителям сегодня придётся смириться. Однажды Викину соседку по парте, Сашу, ругали за джинсы минут десять от времени урока, и наконец просто выгнали, отправив домой переодеваться; Вика сидела смотрела на нервно собирающую с парты принадлежности Сашу; Саша встала и вышла, не очень громко, но явственно хлопнув дверью – Вика тупо смотрела на это, и какая-то глухая мысль бродила, только что не скрежеща, в Викиной голове – бродила-бродила, да так и не оформилась. /А если бы оформилась, содержание мысли было бы такое, что может нарочно приходить на занятия именно в джинсах, а тебя будут домой отсылать, и пометой “пропуск” этот день не отметят./
А то ещё бывали ежегодные Диспансеризации, так во время этих Диспансеризаций бывал пропущен весь школьный день, и даже не один, а два или три; основная очередь всегда собиралась почему-то перед кабинетом Флюорографии.
*
Детская Поликлиника была расположена относительно остальной улицы на холме, с этого холма с одной стороны спускалось вниз несколько пролётов широкой лестницы со специальными металлическими рельсиками для детских колясок; с другой стороны был просто холм, который зимами, заснеженный и оледенелый, превращался в одну из самых любимых в районе детских /и взрослых/ горок для катания с них. Катались на санках самых разнообразных, на так называемых “снегокатах” с лыжами и рулями, на специальных резиновых ковриках, смешно вырезанных в форме, простите, задницы; просто на найденных где-нибудь тут же картонных кусках от коробок, куски картонок постепенно рвались, тогда начинали искать другие куски картонок. Катались, кроме того, особые маньяки лыжного спорта на настоящих длинных лыжах с палками; а среди всех остальных людей пользовались популярностью маленькие, примерно в две с половиной стопы длиной, пластмассовые лыжи; эти маленькие лыжи всё выпускали очень ярких цветов – красные, синие, жёлтые, оранжевые, зелёные. Вику интересовали маленькие лыжи, но прокатиться на таких почему-то ни разу не случилось. Настоящих, можно сказать “профессиональных” длинных деревянных лыж Вика не любила, потому что всегда по пятнадцать и по двадцать минут приходилось возиться с жаркими от мороза железными креплениями, к креплениям при этом примерзали пальцы. Катались также, с горы по ледяным дорожкам – просто так на ногах: кто поменьше, на корточках, кто постарше, в полный рост; и Вика скоро в полный рост научилась кататься. Позже, лет через семь по Викином переезде в район, бывшую снежную гору оградили зачем-то заборчиками в два ряда, и кататься стало невозможно – если, конечно, нет у тебя желания въехать мордой в этот дебильный заборчик. А пока не было заборчика, днём катались в основном дети помладше, на санках, картонках и снегокатах; ночью же их сменяли шумные старшеклассники, лихо летящие в полный рост по тёмным ледяным дорожкам. Фигуры старшеклассников в темноте тоже были темны, и напрашивалось сравнение с чем-нибудь вроде шабаша.
По всему району тянулись пруды, большие и маленькие. Эти пруды были несколькими уровнями ниже основного пешеходного асфальта, к прудам вели взрезанные там и здесь широкими лестницами склоны ещё даже выше, чем на возвышенности у Детской Поликлиники; когда схватывало пруды надежным льдом, катались с этих склонов, вылетая с разгону аж на самую ледяную середину пруда. Совсем дохлая размерами горка была под самыми Викиными окнами, там катались и громко орали до полночи и заполночь, Вику в такое время уже требовали домой, и Вика из окна завидовала катающимся.
Примерно у границы, негласно проходившей между районом и районом, был расположен кинотеатр Экран.
2013-02-14