«Надеть и вдуть», - когда-то скажет сын.
Конечно, если это будет мальчик.
И если он не станет голубым,
И если Бог не скажется глухим…
И если просьбы, правда, что-то значат.
«Надеть и вдуть». Над карточкой твоей.
Единственной в моем фотоальбоме.
Его застану в радости соплей,
И вспомню боль, неистовство ночей,
В которых мне казалось все иначе.
Там ты бродила меж шальных огней.
Не обжигаясь и не греясь. Плача.
А ветер становился всё сильней.
А день кончался, грозно вечерел.
А вечер не мирился уже с фальшью.
Когда ты приходила не на миг.
На жизнь остаться, примеряясь к дому.
Когда в твоём зрачке случался брызг,
А шепот страстно выливался в крик,
И мир казался сочно-незнакомым.
Тогда случалось сразу и сейчас.
Без размышлений, объяснений, связи.
И мы имели во всех позах шанс.
Так почему же он нас все ж не спас?
Осталось много горько-чУдных фраз.
Должно быть, рок, незрячий рок, нас сглазил.
А как мечталось, как хотелось в дым.
Всей обернуться и вложиться в воздух.
Метаться с снегом, словно кокаин,
Теряться солнцем в сеточке морщин
И находить в твоих просторах отклик.
Встречаться с эхом в чистоте пространств.
Вибрировать, всей становиться дрожью.
Лобзать заласканный хмельной иконостас,
Считать, что фильмы сняты все про нас,
Что всё насквозь пропитано любовью.
Альбом закрою. «Ты уже большой, -
Скажу ему.- И… совпадают вкусы.
Ты смотришь в мир моей больной душой.
Ты думаешь, всё в мире хорошо.
Ты думаешь, что всё даётся в плюсы.
Открыты двери на твоём пути.
Глаза открыты жаждущим напевом.
Не знаю я, что будет впереди.
Но я желаю, чтоб успел войти.
Насквозь пройти, все жадно поглотив.
Прочувствовав, создать и воплотить.
Не следуя в своих страстях примерам».
Он отойдёт, едва ли всё поняв.
В свой двор. В свой жар. Тугую ось романов.
А я подумаю, как он чертовски прав.
«Надеть и вдуть», к ядреным ****ям.
Ведь только плоть не познает обмана.
А там, где сердце подключаем ум.
И там где ум кричит, что надо биться.
Там слишком спешка, слишком сложный шум.
Так крылья обнажают стрекозу.
Её мы слышим. Ей уже не скрыться.