В моей каморке опустелой
Родник мечтаний пересох:
Висит скелет полуистлелый,
Из глаз посыпался песок.
Ужель мои младые годы
Вдаль безвозвратно унеслись?
Ужель мне матушка-природа
Шепнет: мол, все, остепенись?
Ужель уста, ланиты, перси
Теперь увижу лишь во сне?
Прощай, поэт – невольник чести…
О, жизнь, иль ты приснилась мне?
Умчались юные подружки,
Как сон, как утренний туман…
Ах, няня, няня, где же кружка?
А, впрочем, ладно, лей в стакан.
А как же взлеты и дерзанья?
Их время, стало быть, ушло?
Теперь могу дарить лобзанья
Я деве юной лишь в чело?
Ан нет, шалишь! В пороховницах
Не враз весь порох отсырел!
Трепещут пусть отроковицы –
В душе я – тот еще пострел.
Нет, я – пиит вольнолюбивый,
Не потерплю седла, узды!
Не мерин, пусть немного сивый,
Но не испорчу борозды.
Пусть я в пальто, но – иноходец,
А это значит – не как все!
В глазах других – пустой уродец,
Дурной, как белка в колесе.
И силы есть и вдохновенье,
Вот, что я накропал сейчас:
"Я помню чудное мгновенье"…
А, впрочем, это – Пушкин А. С.
"В пустой главе – одни мечтанья!
А где же злато, серебро?!"
Тщета – задеть мое вниманье,
Ребро – оно и есть ребро…
Но, чу! Вскочу, как ненормальный,
И размышлений рвется нить:
Быть может я – урод моральный,
Кастрат духовный, может быть?!
И у разбитого корыта
Сижу, бездарный я слепец.
На этот час мне так открыто…
Настави нас на путь, Отец!
Пускай власы мои седеют,
Пускай мне снится лишь покой,
Но где-то вдалеке белеет,
Так одиноко, парус мой.
Но снова наступает вечер,
Открыть бы душу мне друзьям.
Иных уж нет, а те – далече,
И слезы льются по щекам.
Пусть на кресте моем напишут:
"Никем не понятый пиит.
Увы, он счастия не ищет,
Нашел. И здесь теперь лежит".
А над могилою, наверно,
Консерваторью возведут,
Чтоб были для людей консервы,
За их тяжелый, честный труд.
Все будет: вёдро и ненастье,
Из опыта совет я дам:
Почувствуешь – обрыдло счастье,
Мон шер, тогда – шерше ля фам.
Мы все теряем и находим,
Не стоит ныть, судьбу кляня.
Ведь все же мы под Богом ходим,
Ведь нужен где-нибудь и я…