Мы были наги. Никаких шансов. Странно, как много времени нужно, чтобы подобная мысль дошла до сознания. Возможно, она по-настоящему никогда не доходит. Мы ведь не умираем от страха, не умираем от дурных новостей, не умираем от уверенности в том, что умрем.
Анджей Стасюк.
"Белый Ворон".
Танцуй, танцуй, танцуй!
Этот безумный страстный бесконечный танец бессонницы и одиночества, танец осенних листьев и воспоминаний...
Танцуй...
Звучит где-то в мозгу, далеким сладким шорохом, а во рту, только терпкий привкус сигаретного дыма и легкая тошнота. По всему телу, исходя от головы, медленно пульсируя, расползается холодная и длинная, ломанная боль и все мысли закручиваются в тугой узел, он - боль, жизнь и боль, больше ничего.
Глаза широко открыты, из них медленно текут липкие слезы, засыхая где-то на щеках, подбородке и шее. Слезы? Слезы! Холод, застывший, стеклянный воздух, вкруг разбивается на множество маленьких острых осколков, осколки впиваются в кожу, стремясь застрять поглубже и выколоть глаза, кровь и невыносимая боль, а потом- ничего пустота...
Чья-то рука в бархатной перчатке, мягко прикасается к моему лбу, кошмар и боль отступают.
Он, снова он наивный мальчишка-клоун в ярком костюме, с неестественно белым от театрального грима лицом, его ядовитый смех разъедает остатки сознания.
Уродливый катафалк везет меня и клоуна по улицам ночного города, мальчишка напевает какую-то грустную песенку, я всматриваюсь в уродливые улицы, пытаясь найти хотя-бы один работающий фонарь, но вскоре понимаю, что это бесполезное занятие. Катафалк медленно тащится по лужам и грязи, сквозь туман и пелену дождя, вокруг меня витает запах тлена и смерти, во рту теперь горько, как будь то, я пожевала веточку полыни. Вдруг катафалк резко останавливается, хорошее настроение клоуна исчезает с последним движением скрипучих колес...
Мы идем вдоль реки, под нашими ногами шуршат мертвые листья, вскоре нашим глазам предстает во всей своей красе городское кладбище, холодное мечтательное и мокрое, как будь то специально отмытое к нашему приходу шаловливым осенним дождичком. Ставший совсем мрачным клоун протягивает мне неизвестно как добытую им лопату, осмотревшись и найдя подходящее место я начинаю копать собственную могилу, последнее пристанище моего бренного тела, вскоре пыхтящий и ругающийся мальчишка, приносит красивый черный лакированный гроб с алой обивкой внутри, капли дождя медленно стекают по гладкой поверхности крышки, могила кажется готова...
Дрожащими руками клоун подает мне зеркало, в нем я должна увидеть улыбку своей смерти, улыбнуться ей в ответ и умереть, я с нетерпением всматриваюсь в холодную бесконечность зеркала, но ничего не вижу, даже своего собственного отражения. Вдруг проклятое зеркало наполняется ярким живым и теплым светом и рассыпается на осколки, которые ранят мои руки. Капельки крови, словно бисер падают на сухую траву, исчезая в ней, я превращаюсь в одну из этих капель живых, наполненных теплом и надеждой. Я пропадаю среди сухих ломких травинок, исчезаю, навсегда оставив уродливый город и грустного клоуна, который провожает меня вскриком удивления, хотя этот звук чем-то напоминает и последний крик смертельно раненой птицы. Тепло, свет, и легкое смутно знакомое прикосновение губ к моим плотно закрытым векам, странное умиротворение и спокойствие, страх исчезает, я открывая глаза и жмурясь, от теплого света множества свечей вижу твою улыбку, твою полную доброты и любви улыбку, а не хищный оскал смерти. Я не могу поверить в происходящее, скорее всего старушка смерть просто решила поразвлечься, поиграть со мной, очень уж извращенный у нее юмор. Ты осторожно берешь меня за руку и помогая мне идти как поводырь слепцу, подводишь меня к другому зеркалу. Сначала оно отражает только нас с тобой: ты не изменился, все те же волнистые черные волосы до плеч, серые глаза с спрятанной в глубине лукавой искоркой, та же лучистая улыбка и простая манера одеваться: любимые потертые джинсы и теплый свитер; на мне черное похоронное платье, спутанные волосы еще не высохли после прогулки под кладбищенским дождем...
Я осторожно провожу рукой по твой щеке, ты улыбаешься, еле заметно, лишь уголками губ, потом ты заглядываешь мне в глаза и осторожно накрываешь мои губы своими...
Холодно, очень холодно, я сижу на полу одиночной тюремной камеры. Я наконец-то проснулась. Я больше никогда не увижу тебя.
Никогда, руки дрожат, слезы текут по щекам, становится еще холоднее.
Я закрываю глаза, пытаясь вспомнить свой странный сон.
-Я люблю тебя...-шепчу я куда-то в пустоту, надеясь, что ты услышишь.
Уже скоро. Вот и все. Я слышу тяжелые шаги, затем скрежет ключа, поворачивающегося в замке.
-№18417, на выход!- окрик охранника, звучит как будто где-то вдалеке, с трудом поднимаюсь, на ноги. «Приговорена к высшей мере наказания — расстрелу»- мне вспоминается голос судьи, писклявый и противный. Интересно как человек с таким голосом вообще мог стать судьей? Медленно шаг за шагом, скоро и правда взгляну в лицо смерти теперь уже по-настоящему и скорее всего умру, да, да умру. Каждый шаг дается мне с огромным трудом, такое ощущение, что до этого я никогда в жизни не ходила. Мне предлагают завязать глаза, я проявляю слабость и соглашаюсь, смотреть на свою смерть как-то не хочется, тем более я догадываюсь, что выглядит она примерно как несколько солдат, целящихся в меня, но сначала мне дают выпить, я не знаю, что это, «что-то» обжигает мне горло, я с трудом сдерживаю желание выплюнуть эту гадость себе под ноги, у меня начинает кружиться голова, хочется начать истерически смеяться. Кажется, солдаты готовятся стрелять. Мои ноги подкашиваются, я падаю. «Почему нет боли?»- мелькает и тут же исчезает в моем сознании мысль, похожая на искру. Все, я проваливаюсь куда-то в пустоту, ничего не чувствую, исчезаю.
Странное желание открыть глаза. «Я же умерла! Зачем мне открывать глаза?». Я чувствую запах только что сваренного кофе. «Запах кофе?».
Наконец, либо мое любопытство, либо желание выпить кофе побеждает, и я открываю глаза. Ты сидишь рядом со мной на постели и пьешь кофе из маленькой красивой чашки. Я в недоумении облизываю пересохшие губы.
-Доброе утро, малышка - ласково говоришь ты, сдерживая смех, а посмеяться есть над чем, я настолько удивлена происходящим, что кажется не могу издать ни звука. -Успокойся все позади- говоришь ты ставя чашку на прикроватную тумбочку. Мне удается изобразить подобие улыбки, осторожно, боясь, что ты сейчас же исчезнешь от любого моего движения, я беру тебя за руку. -К-как, как ты это сделал? П-почему я не умерла?- я словно забыла как произносить слова. -Не важно, главное ты теперь со мной. Пытаюсь что-то ответить, но ты закрываешь мне рот поцелуем. «Теперь ты мне уже не снишься, правда? Я люблю тебя»...