С крыши осыпается труха,
грубый крест не то чтоб очень прямо.
Робкая дорожка в лопухах
к будто оступившемуся храму.
К самому порогу подвели
даже не следы — одни их тени.
Отрывают и уносят от земли
две всего замшелые ступени.
В храме — запустенье. Ничего.
Корка голубиного помета.
На стене Христосово чело
бороздит вселенская забота.
Я пришел просить тебя, Господь,
на правах скопления молекул:
рассуди их, нервных — дух и плоть,
прежде чем я сделаюсь калекой.
Рассуди! А то ведь просто срам
видеть, как без мысли и без меры
ошалело тянут по домам
даром достающуюся веру.
А во мне она не проросла.
Мо, зерно упало там, где сухо,
или слух пока мой слишком слаб.
Или я вообще живу без слуха?
На меня глаза поворотя,
подскажи, прошу, нужнее где мы:
на земле, когда растим дитя,
иль вкушая благости Эдема?
Ты в плену своих вселенских шор
если и заметишь, то нескоро
юношу, который до сих пор
мнется нерешительно в притворе.
Я ведь знал и худшую беду
и уж точно, что мучительнее — встречу.
Что ж, прощай. К автобусу бреду
мимо гула водочного веча.
И водителю, курящему с ленцой,
подаю в оплату за дорогу
деньги с замусоленным лицом
более понятного мне бога.
circa 1987