Незаметно, она шла по рыночной площади,
В черном платье одетая, и пучок волос с проседью,
Отрешенная от людской толпы, по инерции, еле двигаясь,
Ее мысли засохли внутри, покрываясь плесенью – слиплись;
Приближаясь ко входу церквушки простой, останавливаясь и молясь,
Она трепетно держит крест рукой, той, что раньше держала пясть.
Забыты: облик, его черты, запах кожи, улыбки,
Все, что свойственно детям – мечты, испарились с младенцем и крики.
Его украли лет 5 назад, ей было тогда лишь 30,
И помощи нет: одиночка-мать воспитывала принца;
Упоенная некогда светлой тоской о будущем сходстве с отцом,
Потерянным на чужбине зимой под выстрелом пули злой,
Она тормошила прошлого след, искала черты отличий, а их
К величайшему счастью нет, он копия, идентичен.
Воспоминания беглой тропой пронизывают насквозь:
«Господи, он со мной, все-таки удалось…»
Трепетная пора, надежды, все в прошлой жизни теперь,
Подлость, допущенная невеждой, испепелила в будущем дверь;
Недоверие, сухость, робость, затхлый силуэт,
Все поселилось в ее личном мире, женщины больше нет.
Соседи прозвали ее сумасшедшей, часто смеялись в след,
Она же в бреду, бродя по квартире, думала: «Это тот свет».
В погибельном томлении, дикая, как гроза,
Крича: «Верни мне ребенка!»,
В обморок пала она;
Опустошенная, безвозвратная, охмеленная горем тогда,
Женщина пошла на попятную, Богу взмолилась она.
С частыми, визитами, в церковь старушка идет,
Там в колыбельной обители тихо о чем-то поет;
И на сегодня невидимо, для окружения живет,
С чистой душой, так искренне, призрак по миру плывет.