Остался день до демобилизации,
Прощай навеки проклятый Афган.
И вдруг, как гром, с дивизии по рации
Пришёл приказ отправить караван.
Душа шепнула: «Может быть откажешься?
Уже все слёзы выплакала мать.
На Родине, где завтра ты окажешься,
Не надо хоронить и убивать.»
От подлой мысли сердце взвилось яростью,
Запрыгнул я в передний БТР.
Друг на меня смотрел немного с завистью —
Я был всегда везучести пример.
Ущелье смерти встретило нас холодом,
На стенах скал запёкшаяся кровь.
С вершин туман спускался белым золотом,
На потных спинах выступила соль.
Ударил «дух», глаза от злобы выпучив,
Передний БТР вдруг стал золой.
На пол секунды раньше смерти выскочил,
Укрывшись от осколков за скалой.
Капкан захлопнул челюсти свинцовые,
Мой друг лежал в трёх метрах от меня.
А в двух шагах его ботинки новые
С ногами шевелились, как змея.
Я заорал, не в силах это вынести:
Огонь и взрывы, выстрелы и мат.
Из «духа» дух последней пулей выпустив,
Отбросил я ненужный автомат.
С кинжала кровь стекала чёрным мщением,
Быстрее пуль была моя рука.
Внезапно что-то стукнуло по темени...
И предо мной раскинулась река.
За ней я вижу дом свой неухоженный,
Засохшую берёзу у плетня.
Закрытый гроб, цветами весь обложенный,
И мать, что смотрит в небо — на меня.
Обнял её с раскаяньем и жалостью:
Прости меня за этот караван.
Душа глядит с любовью вниз и с яростью —
Кому был нужен проклятый Афган!