В ранее средневековье жил когда-то рыцарь Храма.
Звался он Буагильбером. Я об этом прочитал.
Он замучен был любовью. С ним случилась эта драма.
Он влюблен был безрассудно, и о ней одной мечтал.
Говорят, что тамплиеры жили так же, как монахи
И давали о безбрачьи все они святой обет,
И должны быть всем примером, и должны не ведать страха,
Ни любви не знать, ни женщин им нельзя хоть тыщу лет.
Но случился-приключился с этим рыцарем несчастным
Этот случай. Он нежданно встретил на беду ее.
И Буатльбер влюбился сильно, безрассудно, страстно,
Захотелось, так же, с боем, получить ему свое.
Но она была еврейка. Иноверка, инородка.
Он был честный христианин, и, к тому же, тамплиер.
И судьба, его злодейка, так взяла его за глотку,
Что магистр ему заметил: "Подаешь дурной пример!"
"Мы с тобою христиане, а она – исчадье ада,
То, что ты не продал душу, докажи своим копьем.
За нее другой пусть встанет и дерется до упада,
Победишь – и эту ведьму на костре сожжем живьем.
Рыцарь был сперва спокоен: – "Кто сразится за еврейку?
Вряд ли кто за ведьму хочет преломить свое копье".
Но, видать так мир устроен, послан был судьбой-злодейкой
Храбрый, неизвестный рыцарь, в бой вступивший за нее.
До сих пор он не боялся. До сих пор ему казалось,
Что в ее грядущей смерти он, как будто, ни при чем.
Он всегда отлично дрался, и надежды не осталось.
Что ж, теперь ему придется для нее стать палачем.
А соперник слаб и болен. Он неловок и, похоже,
Незнакомый этот рыцарь еле держится в седле.
"Драться с ним, хоть поневоле. Лишь задеть его немножко
И отважный, славный рыцарь будет сразу на земле".
Но тогда она погибла. Нет надежды на спасенье.
И тогда ничто не сможет от костра ее спасти.
"Пусть же я уйду в могилу. Этот яд приму я прежде,
Чем на страшный поединок палачом ее идти".
На ристалище народу, как песчинок на манеже,
И несутся друг на друга два противника в пыли.
Копьями друг друга с ходу...И Буагильбер повержен.
Нет, не в силах был подняться наш Буагильбер с земли.
Смерть уже над ним плясала торжествующий свой танец,
Но рука Буагильбера не запятнана в крови,
Только вот из-под забрала виден был его румянец
Жизни, принесенной в жертву несвершившийся любви.