Июль как Юлий наступал,
Который Цезарем был прозван,
И воздух от жары дрожал,
И лета Рубикон был пройден.
Из города недолог путь,
И пригород уже был рядом,
Его окидывало взглядом
Шоссе, но не могло свернуть.
И всей ботаники разгул
Тебя встречал в самозабвенье,
И еле-еле ветер дул,
И пропадал в верхах деревьев.
Залив был рядом, но к нему
Непросто было подступиться;
И травы жаждали напиться,
И расстелиться по ветру.
И Константиновский дворец
Как мощный вензель трехпролетный,
Пространства скудного венец—
На юг и север устремленный.
Но по дороге в Петергоф
Все та же сонная картина;
За Стрельной — ни пруда, ни тины,
Лишь Знаменки мелькнувший кров,
И рядом — промельки руин,
И лишь за городком коттеджным —
Александрия, как зачин
Пред Нижним парком неизбежным.
И свежевыкрашенной, белой
Ограды скромный полукруг,
И бывшей караульни куб,
И парк английский, поределый…
И Петергоф, как много лет
Назад почти не измененный,
Свой разворачивал портрет
Со взглядом гордо-полусонным.
И все в нем мысленно сходилось
К той точке, где сиял дворец,
В голландских кровлях под венец
Взошедший в просветленной силе.
Как риф коралловый, барьерный,
И связки жемчуга парад,
Двум паркам, двум эпохам верный,
На долгий вышел променад.
Где мрамор в золото вплетен,
И шум каскада неумолчный,
И аллегорией бессрочной
Льва разверзающий Самсон,
Где дух имперский воскрешен
В садово-парковом обличье,
И ты невольно погружен
В его умершее величье.
Июль-август 2005