Рецензия по заявке рубен топкарян

Наталья Малинина
Рубен Топкарян

Когда весь город клонится ко сну
в вечерней истоме,
Рубен целует детей и жену
и уходит из дома.
Рубен Топкарян не наденет шарф,
носки и галоши:
Рубен Топкарян залезает в шкаф
играть на гармошке.
Прижавшись губами ко рту жестяному,
смежив ресницы,
он дышит, чтобы во тьме стенной
запели птицы
и чтобы дюжина язычков,
дрожа от страсти,
нежной текли бы в ночи мечтой -
слаще сласти;
и выдохи вдруг заискрятся, ясны,
в сачках октав...

А дети спят, не зная, что сны
приходят из шкафа.

Зачин стихотворения во многом определяет отношение читателя к нему. Поэтому, он должен быть безупречен с точки зрения русского языка и как науки, и как инструмента поэзии.
Обращает на себя внимание отступление от современной акцентологической нормы: личный глагол "клони;ться" в 3-м лице имеет рекомендуемое ударение на О "клОнится". У автора, следуя заданной ритмике, читается "клонИтся".
Да и в целом первая же фраза «Когда весь город клонИтся ко сну в вечерней истоме...» с точки зрения стилистики русского литературного (подчёркиваю: литературного) языка звучит несколько нелепо, на мой слух. Автор, очевидно, намеревался использовать фразеологизм «клонит ко сну», обозначающий состояние предмета и природы в целом, выраженное безличным глаголом: "когда весь город клонит ко сну", а не действие, выражаемое личным глаголом "клониться" (склоняться, нагибаться). Вот примеры (шаблоны) употребления подобного устойчивого выражения в русской речи согласно "Фразеологическому словарю русского литературного языка" (М.: Астрель, АСТ. А. И. Фёдоров. 2008): "Клонит ко сну. КЛОНИТЬ КО СНУ кого. СКЛОНИТЬ КО СНУ кого. Вызывать сонливое состояние. Я прилёг: тихое качание долгуши, монотонный звон колокольчика и холод клонили меня ко сну (Мельников-Печерский. Дорожные записки) Вино, выпитое Яковом, располагало его к задумчивым улыбкам и склоняло ко сну (Григорович. Переселенцы). КЛОНИТ КО СНУ кого. Мы ехали уже более двух часов. Меня пробирала дрожь и начинало клонить ко сну (Л. Н. Толстой. Набег). [Мы] сидели вокруг костра. Он тихо теплился в безветренную ночь… Нас клонило ко сну (М. Горький. В степи)".
Подчеркну, что шаблоны словоупотребления фразеологизма приведены в этой статье для русского литературного языка (просторечные формы я не рассматриваю, поскольку прямой речи от соответствующего героя в стихотворении нет, только авторская, литературная).

Наличие подлежащего («город») при безличном глаголе состояния в литературной речи невозможно. Безличные глаголы имеют только форму инфинитива (стало светать, начинало клонить ко сну); форму, совпадающую с формой 3-го лица единственного числа (светает, знобит, клонит ко сну) и форму среднего рода единственного числа (светало, знобило, клонило ко сну). Если бы фраза прозвучала, например, так: "Когда весь город клонит ко сну в вечерней истоме", она не вызвала бы у меня ощущения некоторой стилистической неопрятности. В этой фразе слово "город", как видим, уже не подлежащее, а дополнение; предложение стало безличным, а ударение встаёт на место. Принять эту фразу в авторском звучании я могла бы как вариант просторечия, чётко обусловленный замыслом (наприм., прямая речь героя), но в авторской речи она сильно не сочетается по стилистике с остальным текстом стихотворения, в котором употребляется речь литературная, правильная, грамотная.
Немного о нестыковках смысловой составляющей стихотворения.
“Рубен Топкарян залезает в шкаф играть на гармошке». Эта фраза вызывает оторопь от предполагаемого размера шкафа. Следующая строка: «Прижавшись губами ко рту жестяному…» - заставляет и вовсе опешить. Что за скелет сидит в шкафу, ожидая хозяина по ночам? С двенадцатью языками и жестяным ртом? Эти строчки, против воли автора, звучат комично, сгубив на корню последующий лиризм в виде «смеженных ресниц», «пения птиц» и текущей в ночи сладкой мечты. Автор не учёл, что слово «гармошка», если при нём нет уточняющего эпитета «губная», означает инструмент с мехами и двумя кнопочными клавиатурами. В растянутом состоянии длина мехов гармошки может достигать почти метр в длину! "Гармошка" и «губная гармошка» - совершенно разные музыкальные инструменты. Автор не пояснил, о каком из них идёт речь. «Догадайся, мол, сама…». Я и догадалась, но только после строки «про дюжину язычков»)
Образная система.
Оригинальность авторского почерка, на мой взгляд, зависит от умения изобретать органичные смыслу образы в гораздо большей степени, чем от владения авторской рифмой. Такова особенность русского поэтического языка. Вызвали некоторое замешательство фрагменты:
- «чтобы дюжина язычков… текли бы в ночи мечтой». Не смогла представить мечту в виде дюжины т е к у щ и х... я з ы ч к о в, увы мне.
- "выдохи вдруг заискрятся, ясны, в сачках октав..." не вполне удачная в стилистическом и художественном отношении поэтическая фраза: несколько алогичная и даже немного нелепая. «Искрящиеся выдохи...в сачках октав»(?).
Вдумайтесь: «сачки октав». Образ предполагает, что октавы – это такие ловушки для выдохов, подобные сачкам для ловли, к примеру, рыбок или бабочек. Однако, какое значение слова «октава» ни возьми, ни в одном случае к нему неприменимо сравнение с сачком. Кроме того, выше автор упомянул о 12-ти язычках. Следовательно, в губной гармошке Рубена Топкаряна - всего 12 звуков (как раз от ноты «до» до ноты «си» включительно), что исключает возможность говорить об «октавах». Октава-то получается одна. В случае наличия нескольких «октав», язычков было бы не 12, а больше.
«Стенная тьма», «искрящиеся выдохи», «теченье мечты в ночи» вкупе с «сачками октав» - показались мне весьма рискованными образами.
Немного о ритмическом рисунке: я уловила намерение автора выстроить фонетически и ритмически тему игры на губной гармошке. Однако, это намерение исполнено, на мой слух, не вполне последовательно.
Если в первых 8-ми строках используются красивые, звонкие, даже составные (знак качества) рифмы: «истоме – из дома»(!); «галоши – гармошке»(!); "жену-сну", "шкаф-шарф", вполне отвечающие музыкальной теме стих-я; мужские и женские рифмы стройно и симметрично чередуются; строки дольника прихотливо, но вполне благозвучно передают неровное дыхание героя, - то рифмы и ритмические перепады в окончаниях последующих 12-ти строк – удручают. Они слышатся мне не изысканными, хотя и слегка претенциозными (в одном ключе с обликом главного героя, как я его поняла-почувствовала), но, напротив, небрежными и даже неумелыми: "жестянОму-стеннОй" (женское строчное окончание рифмуется с мужским); "язычков-мечтой" - слишком субъективная, на мой слух рифма (при несовпадении заударных звуков предударные имеют всего один общий звук Ч); "окта(ф) - шкафа" (снова мужское концевое созвучие рифмуют с женским). Эти не вполне "уклюжие", по сравнению с рифмами зачина, (не)созвучия, на мой слух, ничем особо не оправданные, очень портят стихи. Если это приём, то мне он не показался идущим на пользу замыслу, который, сам по себе, вполне симпатичен.
Ниже я обозначила расположение мужской и женской рифмы в стихотворении, чтобы более наглядной стала ритмическая асимметрия стиха и нарушение заданной первыми 8-ю строками гармонии.
1
Когда весь город клонится ко сну М
в вечерней истоме, Ж
Рубен целует детей и жену М
и уходит из дома. Ж
2
Рубен Топкарян не наденет шарф, М
носки и галоши: Ж
Рубен Топкарян залезает в шкаф М
играть на гармошке. Ж
3
Прижавшись губами ко рту жестяному, Ж (?) сравните: "Вжавшись губами в рот жестяной"
смежив ресницы, Ж
он дышит, чтобы во тьме стенной М
запели птицы Ж
4
и чтобы дюжина язычков, М
дрожа от страсти, Ж
нежной текли бы в ночи мечтой - М
слаще сласти; Ж
5
и выдохи вдруг заискрятся, ясны, М
в сачках октав... М (?)
А дети спят, не зная, что сны М
приходят из шкафа. Ж

Готова допустить, что автор желал, чтобы стихотворение читалось "джазовой импровизацией" (полиритмия, основанная на синкопированных ритмах), исполненной на губной гармошке, однако, текст слишком мал для полного раскрытия этого замысла (неплохо подобный приём смотрелся у Д. Хармса, правда в более объёмных текстах). Добавлю, что размерность первых двух строф слишком чётко и точно задана; оттого, в последующей ломке этой гармонии так слышится некое нарушение "размеренности и меры", лежащей в основе любого произведения искусства. У Хармса, как правило, нерифмованные строфы стоят в начале произведения, а потом, оно, словно разбегается и в финале звучат точные и звонкие рифмы ("Амадей Фарадон", "Все бегут, летят и скачут" и др.)

Историю о чудаке из шкафа стоило бы ещё пошлифовать, на взгляд моих очков. Хотя, конечно, автору – авторское право на свой концепт)
Спасибо, Лилит, за доверие.

=Наталья Малинина=