Лёша - юный моделист,
Увлекается полётом,
И с балкона прямо вниз,
Книгу кинул с переплётом.
Вот так Библией убил,
Седовласого учителя,
Тот прозвал его "Дебил",
Замочил мучителя.
Он теперь Авторитет,
И песочницу крышует,
На цепочке раритет,
Дома с мамой не ночует.
Эй, ребяты, а ну-ка подьте-ка сюды!
Ты смотри, с гитарой, и девушка с ними какая красивая.
Девушка, тебя как зовут-то? Маша? Хорошее имя!
Ребяты, а вы наверное, комсомольцы-добровольцы, нет?
Ах, барды, вот оно что. Бардите значит.
Мы вот тоже бардили при Никите то.
Вы вот, песню то пели, а знаете про кого она? Нет? Хочите расскажу? Ну, тогда сидайте, чего стоять-то. Маш, садись рядом, чай не укушу.
Ну, так слухайте.
Эту песню Женька написал, со второго подъезда. Он в нашем доме живёт, у него ещё такая хфамилия, на нашу улицу похожая… Да-да, Паустовского. Женька этот – приколист ещё тот, борец с режимом. Поэт, мать его. Нет, мать его я не знаю, это я так. Представляешь, говорит, что Путин – вор! Нет, ты представляешь?! Нет, ну, оно понятно, что вор, люди то не дураки поди, видят всё. Но, вот говорить то зачем? Ведь пришибить то могут. А он только ухмыляется, мол тогда в его честь нашу улицу переименуют. А и то правда. Пустовский то этот помер, поди как полвека тому назад. Тогда тута лес был, да холмы. А Женька то, давно в нашем доме живёт. Наш дом, вона какой большой, шешнадцать этажов, двенадцати подъездов. Тыща квартир.
И Лёшка этот, ну, который из песни, тоже в нашем дому проживает. Это всё случилось ещё в девяностые. Этому Лёшке тогда было лет десять где-то. Задали ему в школе, по религии чего-то там учить. А дело было в начале мая, тепло. Лёшка то стервец, на балконе бычок смолил втихоря от матери, ну, и библию то в руках держал.
А тут вышел Иван Никифорыч, учитель Лёшкин, кобеля своего, боксёра Борьку выгулить. Новые сандали белые одел, мол штатовские, американские.
Вот вроде, неглупый человек, два раза "Учитель года". Он на эту премию то, Борьку и купил, и назвал в честь первого Президента, Бориса Николаевича. Уважал значит того сильно. Мне тыкал в сандалету, и в надпись «маде ин Америка». Я ему ничего не стал говорить, неудобно как-то. Эту «маду ин Америку» делают в Подольске, на заводе швейных машинок «Зингер». Откуда знаю то? Так их мой сосед Толик по магазинам развозит.
Ну, так вот. Вышел он, и в арочку, во двор значит. А тут книжка у Лёшки то и выскользнула. А она поди с килограмм весит то, да с пятнадцатого этажа…
Вот и прилёг, значит Иван Никифорыч, в аут навсегда.
А Борьке то невтерпёж, он туда-сюда, туда-сюда, а поводок не пускает. Ну, и расписался значит, на левую сандалю.
Следствие было. Лёшку оправдали, мол непреднамеренно, да и малец вообще.
Но вначале прокурор то гнул, что намеренно. Проводили следственные эксперименты, разов двести. Да! Макет Ивана Никифоровича сделали, и Борькин тоже сделали. Выкатывали из арки, и библии эти кидали. Поди книжек с полсотни изорвали, а попасть так и не смогли. В Борьку попадали, а в учителя – ни разу. Тут вообще чудеса пошли. То одного следователя укокошут, то другой, под автобус попадёт. А в конце вообще, прокурор сошёл с ума, и повесился. В общем закрыли дело.
Пошли слухи разные. Лёшка стал крутым авторитетом. Погоняло дали – Мессершмитт! Он же моделистом был. Ещё бы, мокрушник, блин! Разводящим стал у блатарей. К нему даже Япончик приезжал, советовался значит. С тех пор Лёшка сильно поднялся, депутантом стал. Ендиноросец значит. Вона его тачка. Крутая! Легендвагнером называется. А кликуха у него теперь – Мессир.
В жизни то, вона как всё связано. Маш, веришь, нет?
Иван Никифорыч сам то с Донецка. Когда был студентом, то нагадала ему цыганка, что будут у него китайские очки, и обувь на одну ногу. Почему китайские, откуда китайские? Непонятно! А уж про обувь на одну ногу, вообще полная белиберда.
Учитель то потом партийным стал, материалистом, и все эти предрассудки высмеивал. В том числе, и свой пример приводил. Мол всё зависит только от него. Не захочет, и не купит китайские очки, и обувь на одну ногу тем более. Зачем ему обувь на одну ногу?? И выходило, что так и есть.
Но не совсем!
Когда он значит приставился, то оказалось, что у него никого нет. Нет, ну, какие-то были дальние родственники в Донецке, но только кто же их будет разыскивать то? А значит материально компенсировать утерю близкого некому, разве что разбитые очки.
Ну, Лёшкина мать и купила на рынке, китайские. А сколько там плюсов, или минусов, теперь то без разницы. Эти очки ему в нагрудный карман пиджака положили.
Хоронили Ивана Никифоровича коллеги по школе, соседи, и бывшие ученики. Среди бывших учеников был художник. Так вот, он чего-то маялся бедный, ну, прямо как тот Борька. Всё ходил из угла, в угол морга, и твердил: «Не так, ну, не так!» Чего не так, мы понять конечно не могли. Но он художник, ему виднее.
А потом, он вдруг подошёл, вытащил из нагрудного кармана почившего учителя его китайские очки, и надел их на Ивана Никифоровича.
И правда, тот стал, как живой. Вот что значит сила искусства!
Так и лежит материалист-учитель, в левых штатовских сандалях, и китайских очках, как и было предсказано. Парадокс!
Не устали, нет?
Ну, так вот. Всё это дело потом, через несколько лет, Лёшка наш провентилировал. Сбегал на Казанский вокзал, разыскал цыганку, и уговорил её рассказать, об обстоятельствах его смерти. Чтобы значит подстраховаться. Цыганка упиралась сначала, но потом ему сообщила, что тот умрёт на Венере.
Лёшка обрадовался, аж двести баксов той цыганке отвалил. Мол чего-чего, а в космос его не затащишь!
Он сам мне всё это рассказывал.
Но только она, жизня то, вишь какая. Её же не поймёшь раньше времени то.
Я это, вот о чём.
В нашем дому живёт Верка. Девка – огонь! Чернявая такая, волосы вьются, моделью работает. Её мать – Гульнара Фатыховна, а отец из Саранска. Обои – инженеры, на «Калужской» в ящике раньше работали.
Так вот, эта Верка, всё время абрикосы лопает, ну, просто как семечки. А что, они ведь полезные. Зубы, как у лошади – ни одной дырочки!
Наш Пашка с ней недавно гулял. Ух, хороша девка! Чего бросил?
Понимаешь, всё из-за этих вот абрикосов. Её в школе ещё так прозвали, Верка – Абрикосовое дерево.
Я, конечно извиняюсь, за такие подробности, она в самый интересный момент, когда глаза то закатывает, непроизвольно начинает лопать эти плоды. И партнёру тоже в рот суёт. Ну, Пашка один то вытерпел, во рту держит, а она слопала, и второй берёт, и ему соответственно тоже суёт. Ну, тут Пашка не выдержал, врезал, оделся, и домой пошёл.
Она таперича с Лёшкой, депутантом крутит. Она чернява, а он конопатый, мокрушник, рыжий. Та ещё парочка, единство противоположностей! Он – моделист-медалист, она – модель. Всё одно, к одному.
Вот и сегодня к нему пошла, с хфрухтами своими.
Понимаешь, Маш, я вот о чём думаю.
Это самое Абрикосовое дерево, по паспорту то – Венера.
О, смотри, «скорая» летит, с мигалкой! Ёксель-моксель сюда!
Здравствуйте! Пятьсот семьдесят вторая? Да, здесь, на пятнадцатом эта… же.
Ага, давайте.
О, мне же надо лекарства принимать!
Ладно, пойду я. А вы, ребяты, посидите тута, побардите, потом расскажите, договорились?
Окей?