Тишина проходит по комнате, думает, курит,
Спрашивает "почему?" Ей отвечают, что по-другому не бывает.
Кто-то другой будит тебя до рассвета и говорит
Голосом вчерашнего тебя, что пора вставать
И идти...
А то, куда ты идешь, ты никогда не успеваешь
Рассмотреть получше, чтобы было как-то определенней.
Но всему свое время, и ты замечаешь
Как ты вчерашний остаешься в комнате.
Оглядываешься, спрашиваешь... и понимаешь,
Что он с тобой не пойдет, что он безнадежно отстал
И больше не хочет мучить себя и других.
А что остается тебе - брать узелок и не спрашивать -
Все равно ничего не расскажут - всегда так делают.
Грусть - это все потом. Это минутное, слабое,
Словно котенок, тот что родился больным.
Грусть даже нравится иногда поэтам и душетратам -
Сидят себе на диване, льют сопли и складывают их
В граненые стаканы. И они у них там черствеют.
И плохие стихи черствеют - даже еще быстрее -
Под слоем... нет, не пыли... Взглядов,
Что не останавливаются на них... никогда.
Тишина берет томик таких стихов, снова закуривает,
Жалуется, что тратит дорогой табак на то,
Чтобы узнать чужие никчемные страсти,
То разбавленные дешевой рифмой,
То приправленные смешной тоской.
Ты свою тишину опять не порадовал,
И она, сунув руки в карманы, долго стояла,
Мялась, все не решалась крикнуть -
Хватит, остановись, брось все сейчас же!
Ты не услышал и снова уткнулся в тетрадь.
Но рифмы идти перестали, просто застряли
В горле, съежились, спрятались в щелочках
Треснувшего колпачка на твоей шариковой
Ручке...
Тишина присела на край дивана,
Но он оказался мал для нее, и тишина
Прижалась к тебе поплотней - плечом к плечу.
Ты вздрогнул и вспомнил, как это было,
Когда та, что сидела напротив,
Касалась тебя стуком продрогшего сердца
И была ближе тех, кто засыпает в одной кровати
С тобой.
Ты не из тех, кто знает, как нужно складывать
Пальцы в молитве, стоя пред алтарем.
Но твоя тишина все за тебя оправдывает,
Когда все твои шаги подсчитывает Тот, кто всегда с тобой.