В двадцать один ты встретишь его, малышка. Будешь любить до гроба – не до венца. Такие, как он – метеориты, вспышки, законодатели бед твоего конца. В двадцать один он кажется идеальным – будто сошедший с книги английский лорд. Такие, как он, утром сбрасывают одеяло, и плеткой изящно щелкают – все, апорт. Такие, как он, прогибают чужие спины, в двадцать один ты можешь еще кричать. Только когда он гладит твои изгибы, ты понимаешь - никто не придет спасать. Малышка, это они закрывают двери, прослушивают ежедневно твой телефон. За оболочкой дикие бродят звери, зверям же нужен корм – естественнейший закон.
В двадцать четыре станешь смотреть иначе. Раны залечишь, научишься не-держать. Только в твоей груди поселился датчик, на сердце уже три года стоит печать. В двадцать четыре тебя покалечат снова – в двадцать четыре снова живешь в аду. Это они - с улыбочкой крысолова, мятно бросают: в десять сегодня жду. Ты поплетешься, муторно зеленея, дрожью больна, надеждой обречена. Раны такие со временем поржавеют – из-за коррозии даже не видно дна. Такие, как он поражают прицельно в душу – с ним ты нага, как нервы оголена.
- Я же из тех, кто тебе очень нужен?
Он обнимает, закатывая глаза.
В двадцать шестой он появится снова рядом. Ты, как всегда, простишь, и не станешь ныть. В двадцать шестой встречаются просто взглядом и оттого становится тошно жить. Он ведь исчезнет снова – привычка-дура – будут таблетки, виски, сигары, ром. Утром в его кровати у ног уснула, в квартире пропахшей насквозь, но не тобой.
Он ведь играет, детка, в смертельный номер, тащит за поводок и смеется зло. Чтобы тебя ломало, тошнило болью, чтобы всегда его ты была, его. Он ведь не любит, милая, хватит врать - чтобы в тебе выработать и прыть и стать, он будет молча курить и смотреть, как ты продолжаешь себя убивать. В двадцать один, малышка, такая штука. В двадцать один – реви или волком вой. У каждого кто-то есть, кто вошел без стука и над головой с тяжелой стоит рукой. Ты, как котенок, ластишься и мурлычешь, дали по морде – значит они любя.
В двадцать один, малышка, похлеще книжек, будет твоя испорченная судьба.