1
Лениво отступил наркоз,
вот звуки выбрались из ваты.
Вот ветки двух больших берёз
я вижу за окном палаты.
Их золотистою листвой,
смеясь, играет мальчик – ветер,
как будто радуясь со мной,
что я опять живу на свете.
2
За меня не волнуйся, уже понемногу встаю,
открываю окно, золотистую осень впуская.
Паучка с паутинкой дрожащей в ладони ловлю,
сыплю крошки друзьям, что меня каждый день навещают.
Это ты, уезжая, просил их меня навещать? -
Каждый день у окна, чуть открою с рассветом ресницы,
что-то тенькают, каркают, щёлкают, тонко звенят,
меж берёзовых веток летая и прыгая, птицы.
Открываю окно. Сыплю крошки на узкий карниз.
Позабыты лекарства, шприцы, едкий дух хлорамина.
Сыплю крошки: та в клюве, а эти все падают вниз
на траву, над которой краснеет подросток – рябина.
Мне набраться бы сил и все окна в палатах открыть,
свежий ветер впустить, и чтоб песенка птичья звенела,
чтоб страданье ушло, захотелось смеяться и жить,
позабыв хоть на время о бренности нашего тела.
Только слышу, за дверью каталка знакомо скрипит.
В ней увозят тела тех, которым уж больше не надо
ни лекарств и ни песен. А где-то над нею летит
и трепещет душа в ожидании рая иль ада.
Упокой и прости отлетевшую душу, Господь.
А быть может, снуют и кричат у окна души – птицы?
Им в тела бы вернуться! Но я не могу им помочь
превратиться в людей
и к родным – хоть на миг! – возвратиться.