1.
И если тело… Это тело переходит в крик.
Крик «удиви меня», крик «коснись, сломай, выложи
имя моё!» Мы же любили, мы не могли же стать еще ближе.
Ближе к концу рокового карниза, где сгиб
вечности и надреальности - сюрреализма линзы -
сближает подслеповатый взгляд пропасти над
зрачком, расширенным пижмою
развесененной ласки, меж воздухом,
где взмах твоей кисти врастает в крылья. Адово
хочется нежности, невзаимной беспечности
губ, распущенных поводом, где пальцы беснуются
набухшими стразами около
переломленных горных хребтов
радостью близости.
«Пойми меня» - выходит безвыдохно
и безвдохово. Так зарастают острой осокой
тропинки молодости у болот старости.
Нерастраченность жажды становится завязью
невозможностей новых, лишенностей, малостей.
Что остается?
Шорохи шалостей.
2.
Это просто горят города.
От упавшей случайно звезды.
Столько ты бы могла загадать,
Вместо сонного вето: пусти.
…
Целую вечность, целое солнечное сплетение ждать.
Когда ты не скажешь: давай выйдем вместе под дождь.
Давай я устану. Давай мы не будем спать. Давай собирать
В твой зрачок всё, что опять не сбылось. Ложь
Самых красных яблок, лишенных вкуса.
Гуашь плотных сумерек, спрятавших тени.
Взгляд Богоматери, узнающей Иисуса
В каждом нарыве, лишенном сомненья.
Полночь крепчает. Тугая. Заразная. Длинная.
Твой обманчивый взгляд опять надевает платье.
Всё-таки жаль, что мысли становятся зимними,
Вдруг распознав: ни к чему обновляться.
А ты знаешь, в мечтах, там по-прежнему южно.
И, ступни босые разрезая о камень,
Приношу эту жертву, всё также ненужную,
Всё также напрасную и непонятную.
3.
Когда вечереет, ты зарастаешь дверями.
Авто, секретера, универсама, подъезда.
Не трагедия вовсе, тем более лампочка
На твоей кухне даёт мне согреться
По ту сторону окон, замков, петЕль, города,
Где на улицах путанных некуда деться.
Не трагедия вовсе, я не чувствую холода.
Я не чувствую памяти. Мне хочется детства.
В разные стороны жестов скольжение:
Ты «на себя» замыкаешь пространство.
Я «от себя» отгоняют доверие,
Усугубляя рефлекс гефсиманства,
Где каждый бокал – полная чаша.
И горечь, и градус, и привкус пунктира,
Всё невсамделишно. Не в настоящем
Наше прозренье и поиски мира…