Тает свет и гаснут люди, капают в песок мечты.
Годы сна и безнадёги на минуты красоты.
Был — и цвёл, грустил — и плакал, наполнял собой закат.
Возносил сирени запах, как качели: вверх-назад.
Цвет любила, пела песни, звёзды спрашивала в ночь:
«Как меж вами мост построить? Как лететь отсюда прочь?»
Но настал рассвет туманный, задымили города,
Смог машин загадил небо, изменился цвет пруда.
И в автобусное утро, в этих полных снов людях,
Ей всё чудился кромешный, одинокий, затхлый — страх.
Силы были, чтоб бороться, а когда ушли враги,
На макушке ощутили след прохожего ноги.
Путь пропал, пропало время. Только давит сверху вниз.
Только тянет неотступно на высоточный карниз.
Только ждёшь чего-то вечно: пробужденья или сна.
Только тянешься увечно, когда жив — когда весна.
В списке обречённых будней красным днём календаря
Выступает даже чёрный, только, думается — зря.
Просто есть другие люди, те, кто к жизни не готов.
Просто где-то ты уродец, у тебя кривой остов.
За спасение — полмира, хоть того, что в голове.
Говорят, что у кого-то в голове Вселенных две.
Впрочем, что спасенье? Трата. Трата времени и сна.
Евгенически я молвлю: продаю, подержана.