Луна на убыль пойдет, он погибель свою найдет
На одиноком дереве, что на холме растет...
В древней чаще, где сумах растет высок,
Мы нашли у камня сломанный сучок.
По утоптанной тропинке, через чащу
Уводили вниз следы, в карьера чашу.
Здесь серели скалы, липкой грязью стали
Бездыханны и мертвы, они лежали.
Ветхих хижин ряд – невольничье селенье,
Ставни заперты, закрыты на ночь двери.
Знак условный, ног раздался грубый топот,
Ставни заперты, зажженный факел, ропот.
В окруженье масок сквернословье, драка,
На вопрос – ответ, звучащие из мрака.
Под луною вереницей тени в свете алом,
Шею голую, петля, обняв, зажала.
Крик мольбы, проклятья, закачалось тело,
Ночь крылом летучей мыши пролетела...
Луна на убыль пойдет, он погибель свою найдет
На одиноком дереве, что на холме растет.
4 марта 2013 года
Lynchers
by Madison Julius Cawein
At the moon's down-going, let it be
On the quarry hill with its one gnarled tree . . .
The red-rock road of the underbrush,
Where the woman came through the summer hush.
The sumach high, and the elder thick,
Where we found the stone and the ragged stick.
The trampled road of the thicket, full
Of foot-prints down to the quarry pool.
The rocks that ooze with the hue of lead,
Where we found her lying stark and dead.
The scraggy wood; the negro hut,
With its doors and windows locked and shut.
A secret signal; a foot's rough tramp;
A knock at the door; a lifted lamp.
An oath; a scuffle; a ring of masks;
A voice that answers a voice that asks.
A group of shadows; the moon's red fleck;
A running noose and a man's bared neck.
A word, a curse, and a shape that swings;
The lonely night and a bat's black wings . . .
At the moon's down-going, let it be
On the quarry hill with its one gnarled tree.