любовь бескорыстна

     я смотрю на это издалека и говорю издалека, отсюда Гулливер кажется совсем крохотным, трудно поверить, что тогда он был Гулливером, и я рассказываю о нем так, словно он уже тогда был лилипутом, и влюбленность его была чем-то маленьким, да простят меня лилипуты, нет, так ничего не расскажешь о Гулливере, попробую еще раз, влюбленность придавала жизни устойчивость и серьезность, а если это одно и то же, то что-то одно из двух, устойчивость, серьезность, я еще недостаточно серьезен, но я пытаюсь, я пытаюсь сказать что-то серьезное, жизнь кажется совершенно невыносимый, если ничего и никого не любишь, а если любишь, то вынести можешь многое, и он любил звезды, музыку, девочек, прежде всего лица и манеру держаться, ни к чему такие подробности, да нет же, важен был весь облик, конечно, он не мог влюбиться в толстушку, но опять же дело не в этом, неважно, какими они были, блондинками или брюнетками (и теми, и другими), важно, что они привносили в его жизнь, чувство успокоения, то же самое, может быть, чувствуют католики перед образом Мадонны, приходят к нему, чтобы успокоиться, преклоняют колена и молятся, что-то подобное проделывал и он, фигурально, при этом его совсем не интересовало, как эти девочки относятся к нему, в этом он даже превосходил католиков, которые обращаются к Мадонне с просьбами, заискивают, надеются расположить ее, ora pro nobis, но ему достаточно было просто смотреть на этих мадонн и думать о них, думать было так же успокоительно, как и смотреть, и он чувствовал себя потерянным, когда не о ком было думать и не на кого было смотреть, серьезнее сказать об этом я не могу, и сказать больше мне, вроде, нечего, если только не заняться перечислением, но здесь уже проглядывает ирония – верный знак, что пора заканчивать и переходить к другой теме, или к той же, но с другой стороны, любовь – это когда лицо возбуждает сильнее, чем тело, так, примерно так, сказал Бержерон в «Любовном недуге» , Гулливер не мог бы влюбиться в Настасью Кински, а вот юный Мишель Пикколи произвел бы на него впечатление, может быть, он и видел его в каких-то картинах, карьера у этого актера такая же долгая, как жизнь, между прочим, он (не Мишель) влюблялся и в мальчиков, не совсем так, как в девочек, но красивые мальчики тоже делали жизнь серьезной, жизнь серьезна только благодаря красоте, неужели он так думал или чувствовал, можно ли назвать музыку красивой, знатоки так не говорят, а если и говорят, то в уничижительном смысле, нужно будет рассказать и о мальчиках, чтобы раскрыть эту тему полнее, обстоятельность, я помню, первая скрижаль, все скрижали ношу с собой, ни одной не разбил, да еще подбираю по дороге новые, он встречал подростков, сверстников, которые очаровывали его видом и поведением, ничего гомосексуального, как это теперь принято, с этим сейчас перебор, компенсация за былую дискриминацию, но с ним не было ничего такого, и он никогда не сталкивался с домогательством, и вообще про это мало что знал, такие уж времена, но некоторые сверстники вызывали его восхищение, подросткам свойственно творить кумиров, я рассказываю о чем-то обычном, сообщаю банальные факты, выходит, Гулливер не отличался ничем от окружающих, он был такой же, как все, следуют кадры кинохроники, битломания, падающие в обморок девчонки, полицейские едва сдерживают натиск школьниц, а как относились к музыкантам подростки? вешали их портреты? писали им письма? творили из них кумиров? кто же застрелил Джона Леннона, как не один из таких фанатов? словом, это было время идолов и кумиров, Гулливер творил кумиров неустанно, что-то в нем творило, только в этом и проявлялись его творческие способности, может быть, других у него и не было, пикник природы, я вроде сталкера – пробираюсь по запретной зоне, остановиться уже невозможно, получил скрижали – поступай в соответствии с предписаниями, нельзя их бросить на полдороге, от них можно избавиться, только исполнив предписанное, пройдя весь путь до конца, что я и собираюсь сделать.