Мы дети тех, кто любил далеко плавать,
мы сидим на бережку, вспоминаем свою память.
Мы сидим перед водой, кушаем рыбалку,
Тихий океан клюёт на длинную палку.
На песчаном берегу, мы сидим с посудой,
выпрыгнувший кит застыл - его не разбудят.
Мы забрасываем леску далеко от дома,
чтобы клюнула подлодка ржавого металлолома.
Высохшая соль нас лижет, нас вдыхает йод.
В отличие от вас - мы антиподы. Или наоборот.
Мы сидим на бережку, солим крепкую воду,
солнце кажет нам язык сквозь густую погоду.
Присмотревшись вдаль, мы в тумане видим
берег - на нас оттуда плюют и бросают книги.
Мы сидим в стороне и любуемся вкусно,
как тасуются века, как работает искусство,
мы не штопаем штаны американского счастья,
наблюдаем сбоку мир и стреляем в него из пальца.
За спиною нашей горы и тревожный лес.
Вода держит наше тело, но отталкивает вес.
Свесив ноги с планеты, мы сидим у обрыва,
мочимся в открытый космос после баночки пива.
Для удобных гробов, мы стругаем доски.
А Коперник был не прав - мир, действительно, плоский.
Мы на картах живём средневековой работы,
подплывая поближе, нам гудят кашалоты,
нарисованные Птолемеем, сидим схематично,
критикуем чистый разум, добываем пищу.
Балансируя у кромки, всё ж боимся упасть,
нас за ноги бережно держит гуманная власть.
Из влюблённых яиц лупятся наши дети.
Мы живём далеко, словно где-то после смерти,
простирается вдаль трансцендентная местность;
вертикальный стакан падает целую вечность.
После второго потопа мы превратимся в рыбу -
станем воду листать и читать Атлантиду.
Будем плавать средь мертвецов - прошлогодние люди -
кожаный пузырь души распирает нам груди.
Бодро оттолкнувшись, мы исчезнем вглубь,
чтоб дышать природным газом и сосать нефть из труб.