Женщине

Пантелеев Борис
Мне не слепить лазурь из глины,
Стремясь зажечь твои глаза.
В осеннем журавлинном клине
Я слышу зимнее: воздам.

И в люльке облачной качаю
То, что сумел Другой создать...
А слово было лишь в начале
И то, что Ты — моя Звезда

Пока не знал Вселенский хаос,
И надо всем витала тьма,
А он лазурь лепил и алость
На новорожденный туман.

Он и меня лепил из глины,
Тебя из моего ребра...
С косой из золотого ливня,
С пьянящей линией бедра.

*

Я шёл во сне — ты улыбалась
На том — другом краю земли,
Где вечера роняют в алость
Огромный, красный сердолик.

Такой, что даже слово слепнет,
В его лучах за сотни вёрст...
В его дыхании последнем
Живёт безмолвный танец звёзд.

Где вместо музыки дрожанье
Так бесконечно-близких нот...
Я шёл во сне, и словно замер
Случайный кадр в немом кино.

И ты, светясь, роняла в алость,
Как сердце, красный сердолик,
И растоянья растворялись
На сотни вёрст всего за миг

*

Сама не понимая, что чаруешь,
По занавеске взглядом проскользнёшь.
Легко так, как набросок в черновую,
Напишешь на окне лучистый дождь.

Струящийся откуда-то с восхода
Поверх голов иссохшихся травин,
Всё волшебство на это время года
Сойдётся на девчоночьей брови.

Где всё покой, покой и удивленье,
В котором слышно, как влетает в май
Весенний аромат в садовой пене,
И во все стёкла светятся дома.