Летом 72-го года я проходил производственную практику на одном из московских заводов. Впрочем, это только так называлось: «практика». На самом деле нас, владимирских студентов, использовали в качестве бесплатной рабочей силы на шлифовке корпусов подшипников. Надо было набирать их, лежащих навалом в металлических ящиках, и расставлять на двух направляющих, чтобы местный рабочий опытной рукой проталкивал всю эту вереницу к шлифовальным кругам. Работа была грязная, утомительная, но имела определенные плюсы. Во-первых, ногти на руках можно было не стричь: они сами от постоянного соприкосновения с металлом исстирались на добрую треть. Во-вторых, когда выпадала неделя с первыми сменами, можно было вечерами гулять по Москве, а при желании посещать культурные заведения. Надо сказать, что до этой поры я хоть и неоднократно бывал в столице, но всё как-то проездом и с родителями. Теперь же в течение полутора месяцев мог жить в общежитии знаменитого Бауманского училища в Измайлове – предоставленный сам себе.
В первый же вечер я отправился в свободное плавание по жарким московским улицам и площадям. Один. Нет, пытался, конечно, взять с собой за компанию кого-нибудь из сокурсников, но у тех были важные дела, связанные с вином, картами и другими неотложными вещами. Итак, столичное метро за 5 копеек понесло меня по своим лабиринтам и выбросило на Калининский проспект. Я зашагал от Арбатских ворот в сторону Смоленской в гуще прохожих и жизни с ощущением нереальности происходящего. Тем более, что прямо по курсу двигался тогдашний председатель правительства Алексей Николаевич Косыгин. Причем пешком. Немалым напряжением воли я все-таки нашел в себе силы продолжить движение, лишь слегка скосив глаза, в тот момент, когда столь важная персона прошла всего в двух шагах от меня. И правильно сделал, ибо, соблюдая дистанцию, за советским премьером двигалось несколько людей в штатском. Осторожно оглянувшись вслед уходящему Косыгину, я заметил, что не одинок в своем обалдении: еще одна тетка взирала в ту же сторону. Нет, это была не галлюцинация!
А на следующий вечер я пошёл в московский театр. Билет был, разумеется, куплен заранее – в одной из касс, что располагаются в метро. Это был не кот в мешке – вполне приличный спектакль – «Трибунал» на Малой Бронной с Львом Дуровым. Причём, куплено было даже два билета – из расчёта на товарища. Но у того оказались более важные дела (мы об этом уже говорили). И мне требовалось этот лишний билетик продать. Я почему-то был уверен, что у меня его оторвут с руками. Но когда подошёл к театру – обнаружил странную картину: группа людей у входа и у каждого в руках – по билету. Заглянул в кассу: но так и не смог уговорить вернуть мне деньги. Удручённый отвернулся от бесполезного окошка: напротив – у стенки я увидел интеллигентного человека. Присмотрелся: Михаил Козаков! В руках он тоже что-то держал. Ей Богу, мне показалось, что это был билет. Встретился с популярным артистом взглядом и, совсем стушевавшись, вышел вон. Сейчас, попривыкнув к встречам со знаменитостями, я смотрю на них довольно спокойно. Тогда же – ловил себя на странном чувстве: стало быть, этот человек существует и в жизни, а не только по телевизору и в кино!
После Малой Бронной я побывал в «Современнике», «Сатире», «Моссовете»… Но вожделенным светом манила «Таганка». И я отправился туда, где показывали «Гамлета». Лишние билетики начинали спрашивать уже в метро. Даже не снаружи – внутри. Спектакль был самый-самый. Понятное дело – в заглавной роли Высоцкий. Короче – столпотворение! Ах, да я и не рассчитывал попасть на спектакль. Вообще, чтобы достать билет на «Таганку» требовалось стоять в очереди всю ночь. Я на такую жертву был не готов. Зато, завернув за угол, обнаружил «служебный вход». Какие-то люди стояли на ступенечках, покуривая, балагуря. Отдельные лица были узнаваемы: особенно Золотухин с тростью. А вот и Высоцкий в курточке шмыгнул в дверь. А вот он вышел и встал как раз напротив меня, разговаривая с Золотухиным. В те времена этого мне было более, чем достаточно – и без «Гамлета». Тем паче, что когда актеры, в конце концов, ушли играть Шекспира, служебная дверь распахнулась, и из неё вылетел поэт Евтушенко – в шикарном розовом костюме с голубыми разводами.
Слегка пошатываясь от впечатлений, я подошёл к главному входу. Видимо, спектакль уже начался, но народ продолжал толпиться. И тут передо мной возникла молодая женщина: «В театр хотите?» «Конечно!..» Отведя в сторону, объяснила ситуацию. Они (она с мужем плюс подруга) договорились с театральным электромонтером, что он их проведёт: по три рубля с человека. А если – мы возьмём четвертого? Тогда – по два – согласился мастер. И вот мы уже во дворе, дергаем давно некрашеную дверь: заперта. На крыше появляется монтер: мол, давайте, сюда. Подставляем разрисованный гастрольный ящик. Молодой муж влезает мигом, его жена тоже. Начинаем поднимать подругу – женщину в теле. Верхние тащат за руки, я снизу подталкиваю. Цирк! Наконец, затаскиваем. И меня следом. Идём по крыше, а она жестяная: хрум-бум, бум-хрум!.. Ну, думаю, влип – добром эта авантюра не кончится. Но и отступать некуда: в чердачное окно уже лезем. По железной лесенке спускаемся. Впереди монтер, как Вергилий. Хлам, переходы, повороты… И – люди на пути. В косматых свитерах. Это мы под сценой оказались. Там еще софиты стояли, которые пробивая решётки в потолке, проецировали на лицах персонажей клетчатые тени, давая зрителям понять, что Дания – тюрьма. Мы, как бабочки на свет, лезём на эти осветительные приборы, даже не соображая, что люди в свитерах грубой вязки не какие-то там осветители, а могильщики с Лаэртом (ладно ещё не Золотухин его играл в тот вечер). Короче, этот самый Лаэрт нам говорит: «Ребята, вы или туда или сюда – не мешайте искусству!» Мы так бочком-бочком, мол: всё понимаем, делаем ещё несколько шагов. И тут впереди возникает фойе. Выскакиваем очумелые, и – прямо администраторше в лапы! «Кто такие?!. Откуда?!. Кто провел?.. Я вот сейчас милицию вызову!» В общем, оказываемся на улице. Глядим, и монтер с нами. «Сорвалось, - говорит, - ребята. Но ничего – в следующий раз обязательно получится».
А следующий раз случился недельки через две, когда мне у театральной кассы в метро спекулянт алкогольного типа предложил всего за три рубля билет на «Пугачёва». И я уже на законных основаниях попал в святая святых. Спектакль шел час двадцать без антракта – по таганковски жесткий и громкий. Сцена представляла собой плаху с топорами, по которой сразу же скатывалась отрубленная голова. Высоцкий хрипел монолог Хлопуши и бился о металлические цепи. Даже со своего 19-го ряда партера мне было видно, что живот у него в результате этой экзекуции, – стал красным. После спектакля вновь подошел к служебному ходу. Хмельницкий прямо на улице непринужденно общался с худыми до невозможности француженками из «Комеди Франсез». Они показывали ему на горло, мол, связки не порвали? «Мы привыкшие!» – улыбался чернобородый красавец.
Всего за полтора месяца своей «практики» я посмотрел 17 спектаклей. Доходило до того, что за три дня (пятница, суббота, воскресенье) – по пять штук – с учетом дневных. Как-то попал в «Современник» (спектакль шел в театре им. Пушкина) на венгерскую комедию «Тоот, другие и майор» – сидел на первом ряду. Вещь была уморительнейшая, а зрители угрюмые, и я еле сдерживал себя, чтобы не хохотать на весь зал. Скажем, Гафт произносил свой текст, а в этот момент Табаков вытворял т а к о е - что я не знал на кого глядеть! Прямо на сцене сидели несколько музыкантов и иногда по ходу дела начинали играть. Один из них был явно с большого бодуна. Его мутило – мне это с первого ряда было хорошо заметно. Каково было в образе своего персонажа наблюдать этого типа Табакову, который являлся в то время директором «Современника», – одному Богу известно. После перерыва – музыкант исчез.
А попал ли я на «Гамлета»? – спросите вы. Попал, но спустя пять лет, зато – не по крыше и без рытья подкопа. Просто подружился с одним пареньком, а его энергичная мамаша, перезнакомившись с половиной «Таганки», стала снабжать меня контрамарками. Так что оставалось только сесть в электричку, доехать до Москвы, прийти в театр и назвать свою фамилию администратору. Тут я и «Гамлета» посмотрел, и «Галилея», и «Зори…», и «Доброго человека…»
Пока не закончилась советская власть, я каждый раз будучи в Москве, забегал на какой-нибудь спектакль. Однажды возвращаясь после отпуска из Сочи вместе с попутной ивановской девушкой, предложил ей скоротать время на дневном спектакле в «Сатире» (там показывали очень милую вещь – «Пеппи – длинный чулок»). «Но ведь, говорят, в московские театры очень трудно попасть» – выразила сомнение моя спутница. «Ерунда!..» – сказал я и сам не ожидал от себя такой прыти: буквально за две минуты достал в толпе лишние билетики.
Теперь меня театр, честно признаюсь – не волнует. Я изменился, он изменился. Теперь мы смотрим в разные стороны.
Но – были времена – есть что вспомнить.