Расскажу тебе, приятель, действо срамное одно,
Происшедшее однажды в календарное число.
То ли правда, может небыль, скажешь: враль, поди, a то!
Не на много ошибешься, мне же, впрочем, все равно.
Может я его придумал, может в сумерках окно
Нашептало, затуманив, мне бездарное чело.
Свой рассказ начну вульгарно, пошло,- выйдя на крыльцо,
Я, зажмурившись от счастья... рукомойничал лицо.
Да ты слушай и не смейся, я ж, не Пушкин – лицеист,
Потому тебе и баю как пропащий гимназист.
Лет так сорок пять назад, вот же время, вашу мать!
Возвращался я с гулянки, пьяный в жопу, так сказать.
Чуб с подпалиной, обвисший. Неприлично на ходу,
Вошь в кармане, ради смеха, правит малую нужду.
Набекрень небрежно сдвинут трижды проданный картуз,
Финский нож за голенищем, в рукаве краплёный туз,
Медный крестик на гайтане, лик мадонны на груди…
Чу! Прервусь повествованьем - слышу вздохи и шаги,
За спиной Христос смиренно отпускает мне грехи,
А Барков, для стебу чешет любопытные стихи.
Я упал. Очнулся в храме. Херувимы у дверей,
Рядом падшая Фемида на коленях, перед ней
Черт в церковном одеянье, пьяный в хлам протоирей,
Пономарь с похабной рожей, весельчак архиерей,
Пляшут, шаря на баяне - в общем, все как у людей,
Водку глушат и гоняют девок взмыленных, ей- ей!
Там, где царские ворота, у амвона поп лежит,
Раскумаренный, вальяжно плебсу опиум дымит.
В темной ризнице монашка. Отче лыбится во сне,-
Непристойные картины шепчет кумушке в уме.
А монахиня в истоме - вот же старый импотент!
На соборе раком встану, покажу всем импичмент.
Отче праведный во гневе - ах, ты драная коза!
Интриганке вправил так что - в кучу съехались глаза.
Притулясь, к замочной дырке, встал монах - вуайерист,
В тайных мыслях развивает посторонний экзерсис.
Клирик смотрит за монахом, напевает акафист,
Распалившись, предлагает Еве снять фиговый лист.
Тут Адам, вскипел. По праву, сатисфакцией грозя,
Объявляет мат и сходу, валит старого ферзя.
Завязалась потасовка, дьяки, стерва - попадья,
В раж вошла и мертвой хваткой рвет им с визгом волосья.
Я опять глаза зажмурил... ой! Чудны Твои дела...
Сам стою, белее мела, чуть живой, едва дыша.
Что за на хер /мысли бродят/- веселятся хоть куда,
И хулою рифма лезет, оскверняя мне уста.
Головой потряс со звоном, заключил сугубым: да...
Все же продана на Сотби Вифлеемская звезда.
10.03.13