Мы шагаем друг другу навстречу,
Сделав вид, что с тобой не знакомы.
Я кивок твой сухой не замечу,
Я спешу на Ее похороны.
Я оплачу Ее на рассвете,
За двоих погрущу на закате.
Мы с тобой поступили как дети,
Только Ей оправданий не надо.
Слишком поздно. Ее давно нету.
Не осталось ни капли, ни звука.
Знаешь, так суждено в мире этом -
Разрывать крепко сжатые руки.
Ты, должно быть, успел с Ней проститься,
Это ты закрывал крышку гроба.
Только стоило ль так торопиться,
Молотком потрясая от злобы?
В книгах пишут, что часто бывает,
Будто Ей стало капельку скучно,
Но потом что-то в сердце взыграет,
И мы будем опять неразлучны.
Но в реальности все прозаично:
Она просто остыла, устала,
Стала слишком жестокой, циничной,
А потом со скандалом пропала.
Дни спустя Ее хладное тело
С безразличным и терпким сарказмом
На помойку, как плевое дело,
Отнесут, позабыв про все сразу.
А недели спустя кто-то робко
Из-под мусора тело достанет,
Отряхнет и положит в коробку,
Горевать, правда, долго не станет.
Пройдут месяцы, долгие годы,
И Ее, наконец, похоронят.
В церкви, жаркой и душной от пота,
Где о Ней уж никто и не помнит,
Рядом с кем-то чужим и далеким,
Но престижным, богатым и нужным,
Схороню я Ее одиноко,
Заменив на надежного мужа.
Мы не вспомним и не пожалеем,
Что когда-то, так глупо, по-детски,
Мы Ее уберечь не сумели,
Оправдав это случаем веским.
А ведь хочется все-таки верить,
Что Она оживет и вернется...
Только поздно. Пора лицемерить,
Что нам порознь отлично живется.