Москва (огромное, слепое тулово…),
ощутив обжигающий луч с востока,
разом вздыбилась, как на холсте Лентулова,
радужной влагой оконных стекол.
Она поднималась глыбой мавзолеевой,
она зажгла над собой горнило,
и не было пламени злее его,
и молния звезды ее гранила.
А он стоял, неуклюжий, растерянный,
в широких штанах, в простой рубахе,
глядя, как темный огонь из расщелины
слизывает дворцы и бараки,
глядя, как луковицы Блаженного
цветной скорлупой раскидал грохот,
слыша, как в рокоте всесожжения
музыка храма тает и глохнет,
как серый бетон ложится на дерево,
асфальт расплющивает эмали,
и как слюдяной перезвон терема
сменяется маршем стекла и стали,
как город поступью металлической
расползается по лесам и пашням, -
коробки домов его обезличены,
и обезбожены абрисы башен,
квартиры тесны, как ложа прокрустовы,
и воздух угарен, сиз и плотен…
Неужели вот это он предчувствовал
в пестрой мозаике своих полотен?!
Опубликовано в авторском сборнике "Полночное паломничество". Новокузнецк - "Союз писателей", 2014