Мои слова ядовиты как снег Пальмиры, я молчалива и неверна мечтам былым о фальшивой лире: что струны взбесятся от пера и я как будто скажу кому-то, что время - счастье, быт - красота, а век изящен и так недолог, что избегаем мы недомолвок, и что стремимся мы кем-то стать. Я изменилась, все изменилось, сейчас бессилие - моветон, зачем, к чему, ну скажи на милость? Но нет, не то все, не то, не то! Я растеряла вокзал советов и поучений забыла стиль, на афоризмы наложим вето, куда сейчас нам грести? Грести?... "Давай скорее займись делами, давай гори же, гори, гори!" - но не общаюсь я с пастухами, которым знаю, что говорить. Но не способна молить-лебезить и не способна тебя ругать, так и молчишь ты, мой друг любезный, а я опять ухожу на гать.
Какие годы, какие сроки? Какие песни, зачем часы? Мы устремились по водостокам, наверно, в поисках колбасы. Какая гадость, какая пошлость! как ненавистна вся эта хмарь! но ты, уставший, с нелегкой ношей, однажды сядь сюда, покемарь.
И мы вернемся в большие игры, станцуем с жизнью твист-фараон, мы будем точно больные тигры, перебежавшие с похорон. Какие сказки, какие шкуры, какие ломкие витражи! Опять мы гордые, но понуры. Ввысь шепчем громко: "Ну накажи!"
Но гром не грянет и глас не взвоет, и не научит нас бить бока, когда за глянцевым аналоем пропляшем лихо мы трепака.
Опять безличие как распятье, опять мы выпили, помолясь, опять нам кажется: люди - братья, опять пинают нас в пыль и грязь. И боже, боже, как все нелепо, как невозможно уже грустить, как будто флоксы цветут по склепам, а мертвецы кричат: "Ну впусти!"
И уж конечно ты впустишь - разве ты можешь жаждущих не впустить? Но раз за разом и раз за разом я понимаю, что не в чести и не в фаворе сейчас святые и их не ждет твой рассветный край, в твоих же списках сплошь запятые, и сколько хочешь ты душ ломай: своруй, убей, подожги ты храмы, разрушь надежды, разбей сердца, тебя ждет небо - да! без обмана, и нимб твой будет мерцать, мерцать!
И толпы, толпы, как в иды мая, ты только вовремя запишись -
а я стою,
как всегда немая,
и восхваляю
старуху-жизнь.