Бумеранг

Юлия Комлик
1.
       Синий свет софитов полукругом над огромной мягкой кроватью цвета красного дерева, в которой он провел немало бурных ночей с разными женщинами, сейчас давил на него невыносимым грузом. Петр, как всегда усталый и изрядно подвыпивший, лежал и смотрел в потолок, пытаясь понять, для чего это все. Все, о чем он когда-то мечтал, у него давно уже было, но не было радости… Завтра тридцать, а рядом нет никого, кто бы согревал душой… все эти выставки, принесшие миллионы, женщины, вкус губ которых стал давно уже горьким, секс, напоминающий гонки по вертикали, алкоголь, дорогой и терпкий, и даже шторы зеленого цвета надежды - все это не могло заполнить пустоту. Он уже не понимал, когда, где потерял краски своей души, и что нужно сделать, чтобы снова почувствовать прилив жизненных сил.
- Как же все это достало!!! – громко крикнул он, и бокал с треском ударился об огромное зеркало, нарушив немой стон очередной бессонной ночи. Россыпь серебряных стекол предвещала слезы, много слез.
       Когда-то подающий большие надежды молодой художник Петр Петрович Гордеев украсил зеркалами всю огромную двухэтажную квартиру в центре города, купленную на деньги от продажи картины «БОЛЬ», запечатлевшей слезы девушки из его прошлого, которую по иронии судьбы он встретил сегодня. Прошло тринадцать лет с тех самых пор, как все пролетело и ушло в небытие. Тринадцать – ее любимое число, как это ни странно. И именно столько потребовалось времени, чтобы цели и средства в его жизни превратились в бессмысленный прах… Ход этих мыслей прервал телефонный звонок.
- Гордеев! Ну Гордеев! Ты почему за мной не заехал, как обещал? Я сама сейчас приеду.
- Крися, девочка моя, мне что-то нездоровится. Прости!
- Мой хороший!!! Вот как раз вылечу тебя!
- Нет, киса, не нужно приезжать! Я не хочу, чтобы ты видела меня таким слабым!
- Ну котик мой! Как же так? Я целую неделю тебя не видела. Ты себе что, кого-то нашел?
- Зая! Ну что за ерунда? Я – твой, я – только твой! Мне просто нужно выспаться. Я улажу все дела и сразу же тебе позвоню. Кристиночка, давай потом обо всем с тобой договорим, а то совсем мне плохо, еле языком ворочаю.
- Ладно, Гордеев. Я буду ждать твоего звонка. Но только не через месяц, как в прошлый раз! Целую тебя, милый!
- Пока, зай.
       Еще одна пиявка, достала эта крашеная ненормальная. Любая уже бы поняла, что ее просто хотели на пару раз, а эта прицепилась и в любовь пытается играть. Подумаешь, ноги длинные, грудь большая, талия тонкая, глазки мальвиньи, носик кнопочкой и попка упругая. Мозгов то нет совсем, прям как в анекдоте про блондинку. Что-то, определенно, в этом есть, с блондинками в основном - только тискаться да пить, на большее основная их масса не способна. Хотя не в цвете волос дело. Просто курицы, желающие поразвлечься нахаляву и урвать свой кусок места под солнцем, всюду вертятся возле богатых холостяков, особенно возле молодых и успешных. Знала бы эта дура, что в постели с ней даже мужиком себя трудно почувствовать. А ее мерзкий писклявый голос сверлит и без того больную голову. Надо что-то делать, иначе эта мымра однажды опозорит меня где-нибудь при людях. Репутация – единственное неопороченное мое достояние, и не пристало всяким шлюхам совать свои когти в мою жизнь. Сегодня Кристина, завтра Маринка позвонит. И всем им приходится врать: «зая», «киса», «ты у меня одна такая». Как это все надоело! Нормальные бабы как будто вымерли. А она, Геля, видимо совсем обо мне не вспоминает. Странно, десять лет разницы между нами, а выглядит, как моя ровесница. И дети у нее красивые. Счастлива ли она? Или просто хочет казаться счастливой? Да нет, конечно, счастлива! Толком и не взглянула на меня, только головой приветливо кивнула. Как будто я – хороший знакомый. И никакой нервы в ней не было, никакого безумия, вся какая-то светлая, красивая как раньше. Нет, красивее…
       …Он встретил ее промозглым ноябрьским утром. Небо хмурилось, дождь даже не моросил, а туманил, окутывал и обволакивал прохладной сыростью. И в  это облако по пути к газетному ларьку, как солнечный луч, как сказочное явление,  влетел детский смех: два мальчика лет пяти, близняшки, о чем-то громко спорили, смеялись и догоняли друг друга. Один подбежал, как за столб вцепился за брючину на ноге Гордеева, выглянул из-за нее и показал язык брату. Не протестуя, с неподдельным интересом, Петр наблюдал за ними, ему на мгновение даже показалось, что он их знает, какие-то секунды заразительного детского веселья, и… вот кого они ему напомнили, такие курносенькие кудрявенькие одуванчики с большими голубыми глазами… Ангелина шла неторопливо, держа за руку красивую девочку лет десяти, и нежно улыбалась своими пухлыми розовыми губами. Ее длинные вьющиеся каштановые волосы, аккуратно зачесанные на бок, были собраны в пучок. Большие сережки с розовыми камнями и шелковый нежно-сиреневого цвета шарфик, светло-серое приталенное пальто до колен и такого же цвета полусапожки – все это подчеркивало ее нежную красоту. И даже цветные сиреневые колготки смотрелись на ней очень мило. Это ее дети, такие неземные, такие беззаботные и веселые, резвились возле него…
- Мам, ну скажи ему! Пусть отдаст мне мою игрушку! Ты же ему купишь новый Киндер!? Мам, ну мам!
- Владик, ты же - уже большой мальчик, зачем тебе эта ерунда нужна? Коля поиграет и отдаст. Правда, сынок?! Мальчики, хватит дурачиться! Как будто игрушек у вас мало…
- Коля, давай руку! – сказала строго кареглазая девочка с косичками.
       Имя девочки никто так и не назвал. Но ее черты Гордеев разглядел хорошо. Прямая густая челка светло-русого цвета доставала до изгибов ярко очерченных бровей, большие карие глаза смотрели как-то не по-детски серьезно, носик правильной прямой формы совсем не походил на остренький вздернутый как у лисички мамин, большие пухлые губы тоже видимо достались ей в наследство от папы, румянца на щеках вероятно никогда и не бывало, так аристократически бледно было ее детское личико. Гордо и плавно, как балерина, шагала она в своем коротеньком желтеньком пальтишке в форме колокольчика. Оранжевый шарфик обвивал тонкую длинную шейку, красные ножки в коричневых кожанных сапожках выдавали любовь Ангелины к цветным колготкам. Владик и Коля, похожие как две капли воды, были одеты в одинаковые голубые курточки с яркими зелеными полосками, такого же цвета брючки и красивые синие кожаные ботиночки. Салатовые вязанные шапочки на веревочках болтались вместо капюшонов, видимо, непослушные мальчики сняли их на бегу. Геля махнула Петру головой, так и не сделав детям замечание, что побеспокоили его, безмолвно взяла за руку Владика, и они все вчетвером, взявшись за руки, скрылись в тумане дождя, оставив лишь след из воспоминаний.
       Вспомнил Гордеев, как эта хрупкая девушка плакала, любя его – глупого недорослого сопляка. Ему не было еще восемнадцати, ее же двадцать семь тогда казались дремучей старостью. Вспомнился ее гипнотический взгляд, который  манил, звал за собой, отчетливо перед глазами всплыли номер телефона и имя Геля, написанные на клочке бумаги черным карандашом для глаз. Большие голубые глаза, курносый конопатый нос, горячие алые губы, косая выпрямленная челка, длинные ногти, накрашенные черным лаком, изящная маленькая фигурка – вся она походила на ребенка, возраст выдавали лишь чуть заметные морщинки с внешней стороны глаз. Женщина,  которую он любил когда-то, встречи с которой избегал много лет, сейчас явилась из ниоткуда, олицетворяя собой жизнь,  разменянную на пустоту. 
2.
       Развернув с утра бумажку, которую дала девушка с дискотеки, Петя самодовольно улыбнулся, набрал на клавиатуре текст сообщения и отправил на указанный номер. Так началась эта история.
- Ну привет, Геля.
- Привет, я даже, если честно, не знаю, как тебя зовут.
- Петр.
- Очень приятно. А я Геля.
- Сколько тебе лет, Геля, если не секрет?
- Секрет.
- А мне очень интересно.
- Я пока не буду говорить, потом сам узнаешь. А может, сама скажу как-нибудь.
- А у тебя есть электронный адрес?
- Да.
- Скажи его мне!
Геля написала адрес.
- Сейчас тебя найду.
- Ну что? Нашел?
- И даже знаю теперь, сколько тебе лет.
- Не пугает возраст?
- Нет, конечно. Я люблю взрослых уверенных в себе девушек.
- А тебе сколько лет?
- Через месяц семнадцать будет.
- А я думала, тебе лет девятнадцать есть.
- Мне многие больше, чем есть, дают.
 - А ты кто по знаку зодиака?
- Скорпион.
- А, ну да, день рождения же через месяц. А какого ноября?
- Седьмого. А что?
- Да нет, ничего, просто знак этот люблю. А сколько было лет самой взрослой из твоих девушек?
- Двадцать четыре. Ты такие вопросы задаешь.
- Какие такие?
- Ну прям все тебе интересно.
- Ну а ты как думал? Я ж не просто так тебе свой номер вчера вручила.
 - А почему именно мне?
- Понравился потому что. А у тебя есть братья или сестры?
- Есть старший брат, он живет в другом городе.
- А как его зовут?
- Игорь.
- А маму твою как зовут?
- Ольга. Ну тебя прям все интересует.
- Это плохо?
- Нет, просто никто никогда мне сразу столько личных вопросов не задавал.
- Я хочу о тебе узнать побольше. По-моему это нормально.
- Зай, у меня денежка на телефоне заканчивается, я сейчас быстренько сбегаю, положу и тебе позвоню.
- А я, если честно, на тебя все бесплатные смски спустила уже. Жду.
- А ты можешь мне сейчас сама позвонить на минутку? Голос услышать хочу.
Геля тут же набрала номер, и они заговорили.
- Привет.
- Привет. Ну что, снова будем знакомы?! Услышал голос?
- Да, приятный. А у меня денежки закончились. Сейчас пойду тут рядом положу.
- Хорошо. Я буду ждать. До связи.
       Прошло минут десять от силы, и они продолжили обмен месседжами, писали обо всем, даже о возрасте родителей. Геля продолжала допытываться о мелочах, чего, кстати, раньше не имела привычки делать. И все было ненавязчиво, безобидно, пока она не написала Пете, что собирается в ванную. Он сразу же изъявил нескромное желание присоединиться к ней. Началась сексуальная игра, которую девочка шутя поддержала. Она, естественно уже понимала: на вряд ли что-то из всего этого получится, ведь он – совсем ребенок, хоть и ведет себя не по-детски. Все его повадки были понятны: парень в расцвете лет, взять быка за рога было естественным шагом с его стороны, ведь слишком явным был интерес симпатичной незнакомки. Петр написал, что хотел бы увидеть ее обнаженной, и Ангелина кокетливо намекнула ему на возможность данного события в будущем. Она сняла одежду и погрузила свое сексуальное тело в теплую воду. Геля любила принимать ванны, они расслабляли и успокаивали, часто лежала она, погрузив уши в воду, каждой клеточкой впитывая тихое умиротворение. И сейчас девочка практически ни о чем не думала, просто ловила покой в своем маленьком нежном мирке. Прошло не меньше полутора часов, когда кокетка вышла из ванной, писать сообщения ей немного поднадоело, и она уютно утроилась в кресле напротив телевизора, подобрав под себя розовые ножки. Да, она помнила о Пете, но его возраст умерил ее девичий пыл, реальность практически уничтожила романтический настрой. Приятно было, что молодой человек проявил ответный интерес к ее персоне. Еще более приятно было осознавать, что, как выяснилось из переписки, многие девушки прошлым вечером хотели познакомиться с Петром, но по каким-то абсолютно непонятным причинам исключением стала именно Геля, только с ней он завязал знакомство. Она сидела и блаженно улыбалась сама себе, когда пришло оповещение о получении новой смс. Как оказалось, Петя все это время ждал от нее продолжения переписки, и не выдержав, спросил, куда она пропала. Странное чувство овладело ей, захотелось стать молоденькой глупышкой. Геля прекрасно осознавала, что происходит, но остановиться не было сил, и она продолжила переписку…
       Он называл ее «кисой», «заей» и всевозможными нежными словечками, она строго и уважительно называла его Петром, иногда разбавляя обращения словечком «пупсик», на что реакция всегда была удивленно-возмущенная: «Я что, похож на пупсика?». Этот представитель нового иного поколения  абсолютно не понимал многих словечек Ангелины, но в основном не подавал вида. Она полностью поглотила его мысли, нарушила покой, он думал о ней бесконечно, постоянно, учеба в университете потеряла смысл, утратила свою значимость, отошла на второй план. Откуда-то в голове рождались всевозможные нежности. С утра пораньше и до поздней ночи каждый день он писал ей ласковые слова, отправлял множество смайликов, а перед сном по пять-шесть раз желал приятных сновидений, откровенно озвучивая свои мечты об объятьях в ее теплой постели. Геля отвечала ему взаимностью. Их общение то походило на дружеские беседы, то напоминало любовную переписку. Порой эти двое позволяли себе сексуальные вольности, и все между ними было легко, без фальши, без каких бы то ни было напряжений. Взрослая девушка, Ангелина Борисовна Кривотулова давно не чувствовала себя такой окрыленной, такой легкой и жизнерадостной. Она понимала, что все это до добра не доведет, но очень уж сильно ей хотелось тепла, умиротворения, простого женского счастья. Верить мужчинам Геля перестала много лет назад, когда окончательно осознала, что ответственности за нее никто из них на себя брать не станет. Но этот мальчик не был еще взрослым самцом, испорченным и надменным, эгоистичным и властным. Для нее он являлся преданным другом, ласковым сыном, любящим отцом и просто талантливым человеком. Петра поражало в Геле все: ее доброта и душевность, простота и непринужденность, с которой она воспринимала все его ласки и ухаживания, ее открытость и чувство юмора. Он часами любовался на ее фотографии в интернете, где она, всегда разная, походила на фею из детских волшебных снов. Молодой человек осознавал безнадежность, невозможность и даже абсурд происходящего, без ее голоса и сообщений жизнь теряла всякий смысл…
3.
       Гордеев еще несколько минут простоял на месте,  напрочь позабыв, зачем и куда шел. Нервно выпуская сигаретный дым из легких, он развернулся и поспешил обратно домой, где открыл бутылку виски, налил немного в широкий квадратный стакан и выпил залпом, затем снова налил и выпил. В голове творилось что-то необъяснимое, перед глазами хаотично всплывали фрагменты из прошлого, сердце бешено колотилось, а в горле застыл комок тревоги с привкусом отчаяния. Взгляд Ангелины, безразличный и чужой, опрокинул на колени его и без того усталую душу. За пару часов пепельница наполнилась изогнутыми, как скорчившиеся от боли старцы, остатками выкуренных сигарет. Растрепанный,  напоминающий разодетого дикаря, этот черноглазый брюнет мало походил на вчерашнего статного, выхоленного, пахнущего дорогим парфюмом Петра Петровича. Звонок Кристины только ухудшил положение, добавив ко всему безумной злости и звериной ярости. Гордеев пил и не пьянел, его руки дрожали, глаза метались в поисках лазейки, так называемого пятого угла. Он мечтал вылезти из этой лживой шкуры, в которую добровольно и намертво врос корнями своей души за все годы показушной значимости, наигранной веселости, развязной вседозволенности и сексуальной распущенности. «А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!»,- изо всех сил заорал демон его души и пошел громить, ломать, топтать все, что попадало под руку. В расход были пущены даже самые дорогие сердцу картины, за которые многие предлагали баснословные деньги. Шкафы, зеркала, посуда, техника падали на пол, пугая соседей. Дикий рев сменился  рыданьями, слезы катились по его щекам бесконечным потоком. Этот, крепкого телосложения взрослый мужчина, в бессилии опустившись коленями на развалины своего никчемного, пустого существования, плакал как обиженный ребенок.
       Постепенно громкие рыдания стихли, и на мгновение в доме воцарилась гробовая тишина. Казалось, что весь мир замер, но неожиданно молчание нарушил громкий нечеловеческий омерзительный безумный смех. Истерика Петра походила на умопомешательство, на одержимость: лицо исказилось в гримасу, как-то даже состарилось, зрачки расширились, как у кошки, заметившей присутствие невидимого духа, уголки губ сползли вниз, наполнив превращение трагичностью,  волосы торчали в разные стороны, напоминая нестриженый газон. Когда чередующиеся всхлипы и смешки стихли, Гордеев медленно поднялся на ноги, подошел к единственному уцелевшему зеркалу, висевшему на стене неподалеку от самого большого из трех окон в овальной сиреневой гостиной, и уставился внутрь, вглядываясь в каждую морщинку, каждый миллиметр того, кто стоял напротив. Со стороны это выглядело так, будто два разных человека смотрят друг на друга и не могут найти ничего знакомого, близкого, понятного. «Ну и хер с ним!» - произнес Петр, махнув рукой в сторону отражения, и шатаясь, побрел на кухню. Он достал из бара бутылку дорогого шампанского, купленную накануне, быстро и ловко вынул пробку, налил в бокал, затем вернулся в гостиную, пододвинул белый кожаный стул к зеркалу, сел на него, протянул руку с бокалом к зеркалу, стукнул об отражение, улыбнулся и провозгласил: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ НАС, ДРУГ МОЙ!»
   
05.2010