Под весёлые шорохи леса весеннего
Чудо-юдо вертелось юлою и тень его
Среди ёлок мелькала по снегу просевшему,
Не давая покоя озябшему лешему.
Он, унылый и бледный, под ёлкою прятался,
Он вчера цельный вечер к кикиморе сватался,
Ну а та ж его, стерва, наивного рыжего,
Цельный вечер, такая-сякая, мурыжила.
Допекала беднягу щипками, приколами
И смущала, оторва, коленками голыми,
А когда он к ней сунулся, мелко дрожа,
То в порты ему тут же вкатила ежа…
Ну зачем же ежа, у него ведь иголки???
Так не делают даже тамбовские волки.
И понятно, у лешего всё сократилось,
И конечно, либидо его прекратилось.
Всё исчезло, совсем ни фига не осталось!
А кикимора-лярва над ним надсмехалась…
А потом птички-филины в полночи ухнули
И благие порывы у лешего рухнули.
Вспомнил леший внезапно ещё про другое –
Про обломы с русалкой и с Бабой-Ягою,
И запрыгало сердце, оно ж не стальное,
И махнул он рукою на всё остальное…
Вот торчит он под ёлкой как сломатый веник.
Грусть-тоска его ест, и на баб нету денег.
Хватит делать из лешего им идиота...
Ну их, этих надсмешниц коварных, в болото.
Там сидит водяной, он без женщин скучает,
Его жизнь одинокая сильно печалит.
Вот и пусть эти тётки милуются с ним тет-а-тет,
Всё равно он, бедняга, лет триста уже импотент.
…………………………………………………………………………