Мартовский снег похож на застывший свет.
Иды пришлись на пятничное разгулье…
В комнате сверху шумно двигают стулья,
Чтобы до блеска драить новый паркет.
Я на полу – он чище души пока,
Странным, немного вытянутым распятьем.
Лава вулкана сердца – воздушным платьем
Пепел зацепит с кончика мундштука.
Солнцем палящим – лампа вгоняет в дрожь.
Красные шторы век и в окне – спасенье.
Так и лежать бы молча, до воскресенья,
Если закрыть глаза, то капЕль – как дождь…
Чтобы сбывались сны – четверга не ждут.
Я не хочу ломиться в двери с засовом,
Где от меня заборы горОдят словом,
Даже молчаньем глупо и подло лгут.
Слушать гудки без права на пару фраз.
Верить в свою несчастную Хиросиму.
Я на полу. Но выше невыносимо
Падших давно, схороненных ветром Нас.
Я не грущу – такой вот дурацкий нрав…
Это меланхолия и панихида
Прошлой любви, что скрылась давно из вида…
Я уцепилась, видимо, за рукав –
И всё тяну, тяну и стираю вмиг
Белых коленей нежный фарфор о доски.
Я и Печаль сегодня – как будто тёзки.
Даже в молчании слышу безумный крик.
Только когда от сердца – одна дыра,
Передавив артерию едким смехом,
Ты понимаешь, только далёким эхом,
А не Любовью – эта была игра.