пять шкафов

     тот, кто ищет себя, никогда не найдет сочувствия у близких, и, в особенности, у самых близких, то есть близких по крови, проще говоря, у родителей, ведь родители растят детей не для таких поисков, для чего они их растят – вопрос, к делу не относящийся, преждевременный, но ясно, что не для этого, примеров можно отыскать множество, поэтому я не приведу ни одного, пять лет, а если учесть обучение в колледже, то и девять, а если присоединить сюда еще школьные годы, то почти двадцать лет (и больше, если считать от рождения) отец и мать содержали Гулливера, потакая ему во всем, или почти во всем, с надеждой следя за его ростом, образованием, испытывая даже некоторую гордость за него, и тут, возвращаясь к преждевременно заданному вопросу, я его переформулирую: чего может желать доцент кафедры иностранных языков для своего сына? чтобы он стал профессором такой же кафедры или какой-то другой, чего может желать системный администратор торговой фирмы для своего сына? чтобы он нашел место с зарплатой не ниже, чем у менеджера этой фирмы, когда же их планы рушатся, они думают, что их предали, и это в каком-то смысле верно, за свое девятичасовое просиживание штанов (или протирание штанов – отсиживают задницу, штаны протирают) Гулливер получал чуть больше младшего продавца, понять, почему он на это согласился, можно было, только узнав планы Гулливера относительно его занятий литературой, но об этом Гулливер ничего не говорил, молчи, скрывайся и таи – он хорошо запомнил эти слова Заратустры, переведенные русским поэтом, то ли Тютчевым , то ли Фетом, наконец-то я могу заняться перечислением имен поэтов, дальше они будут встречаться чаще, и поэты, и прозаики, потому что Гулливер поставил себе задачей прочесть всех писавших по-русски, от Мономаха до Сорокина, без интернета сделать это было нелегко, он снова принялся собирать библиотеку, на этот раз – художественную литературу, свою комнату в квартире родителей он обставил книжными шкафами, так начала сбываться его детская мечта: запереться в комнате, полной приключенческих и научно-фантастических романов, и читать с перерывом на еду и сон, пищу Гулливеру должны были передавать через окошечко в двери или стене, вероятно, через него же он передавал и горшки, но нет, о таких подробностях он не думал, сейчас в бестселлеры попадают книги о том, как совершают туалет космонавты, как занимаются сексом инвалиды, но Гулливер в мечтах представлял себе только приятное, хотя секс тоже приятен, даже если это секс инвалидов, ничего, дальше, инвалиды меня простят, а если и нет, неважно, и если космонавты на меня обидятся, какая разница, они не числятся среди моих потенциальных читателей, я думаю, читатель это давно уже уяснил, как ни странно, но вся русская литература с полными собраниями Кантемира, Державина, Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Дельвига, Лермонтова, Грибоедова, Гоголя, Гончарова, Некрасова, Огарева, Тютчева, Фета, А. К. Толстого, Л. Н. Толстого, Тургенева, Достоевского, Майкова, Короленко, Бунина, Маяковского, Цветаевой, Пастернака, Мандельштама, Ахматовой, Гумилева,  Белого, Платонова, Бродского, Булгакова, Пелевина, Сорокина, вместе с тремя четвертями Большой библиотеки поэта, двумя многотомными сериями русских философов, незаконченным изданием ПСС Розанова, «Бесконечным тупиком», «Школой для дураков», «Молодым негодяем» и прочим, и прочим, вся эта литература уместилась в двух шкафах (от пола до потолка), неудивительно, что Гулливер за три года прочел все мало-мальски примечательное на русском языке, как и собирался – от Мономаха до Сорокина, но не нашел ничего, что помогло бы ему в поисках формы и языка, тогда он обратился к переводам, которые занимали оставшиеся три шкафа, от пола до потолка, и тут ему повезло больше.