Только тот и творит, у кого пустота внутри,
Он сядет писать сонеты часа этак, в три-
Само собой, ночи.
А чтобы собрать образы в единое целое,
Он достанет красное или белое - откупорит и оставит на час подышать,
За это время попробует что-нибудь набросать,
Плюнет, от нечего делать примется рисовать-
как бы, между прочим.
Потом подумает, что лучше б не начинал, отбросит в сторону карандаш,
И нальет до половины бокал.
С видом знатока он посмотрит вино на свет, притворившись героем Камши,
Пригубив ароматный букет, поклянется завтра лечь спать пораньше,
Заранее зная, что клятву опять нарушит,
Неторопливо бокал осушит,
И начнет писать,
Позабыв о том, как еще час назад собирался спать.
Вооружившись редактором текстовым, он на секунду представит себя Архитектором,
Возводящим дома из слов,
Он дегустирует рифму как лакомство, вдыхает, как аромат духов,
Он представит себя оператором телефонной станции, соединяющим Токио с Барселоной,
Он почувствует себя отдохнувшим и обновленным
Живописцем собственных сновидений,
Он представит себя ковбоем, стреляющим по живой мишени.
Черт возьми, он богат, словно Брюс Уэйн!
И пускай он ни разу в жизни не пил дорогой портвейн,
Он богаче тех, у кого есть Ferrari, Bentley или Porsche
Или все это вместе в собственном гараже,
Плюс своя парковка, большой трехэтажный дом:
Пять просторных спален, четыре ванные комнаты, сад за окном - золотая клетка,
где, задыхаясь, нельзя писать,
Можно только жахнуть пол-литра и вдуть несколько миллиграмм
Внутривенно.
А после прочувствовать,
Осознать,
как неровно дрожит строка.
И понять,
что твоя рука становится рабом смертельного белого порошка.
Постепенно.
Только тот и творит, у кого внутри пустота,
Он сражается с нею посредством пера и листа,
Он идет по дорогам строк, что утонули в вине –
Он Архитектор,
Судья
и
Бог,
образов, что как черти пляшут в его голове.