город дышит в лицо, когда я нависаю через перила, смотря в зрачки его вездесущих глаз, внизу человеческая лавина сливается в морганатический мезальянс. считаю дни к твоему приезду, их осталось, кажется, двадцать пять, проверяю мобильный, и он не к месту каждый раз умудряется потухать. смотрю, как окурок падает с высоты к подъезду, и собираюсь медленно подыхать. пишу о том, как живется наружу мясом, как не могу уснуть, пока не вытравлю все, что хочу сказать. город пахнет спертым и ядовитым газом, а у меня нет ничего, что способно тебя, уходящего, удержать. нет даже подобной мысли. у тех, кто рожден летать, объятья несовместимы с жизнью. кажется, что обнимаешь, а руки душат и давят. напиться б до одури, воя, всхлипов, бессвязной брани.
у меня, как обычно, сложно, я знатный выродок из толпы. кажется, будто любишь тебя до дрожи, а всюду мерещатся кладбища и гробы. хоронишь, еще не успев, как следует, подпустить, это все потому, что ты – вот такая милая и хорошая, - внутри изъедена, искорежена, заглянешь и начинает нутром тошнить. и как себя – вот такую – можно считать достойной его любви?
а он такой же, точно такой же, и мы одинаково обречены.