Действие второе
Спектакль
Режиссер вдруг чувствует себя этаким постановщиком снов, а все зрители в зале будто готовы уснуть и видеть цветные сны, которые он им будет показывать.
И правда, сцена вдруг поплыла, преобразилась, и стала другой. Тяжелые половинки занавеса разъехались в разные стороны, и под его чутким руководством (хотя он понимал, что актеры уже без него справятся, а если не справятся, то я ничем помочь им он уже не сможет) начался на сцене сон, который одновременно снился нескольким сотням зрителей, находящимся в зале.
Перерезав шагами сцену,
(Это он или нет, подмена?)
Сам Сосницкий явился вдруг.
Стройный, собранный, лысоватый…
Что там слышно, грозы раскаты?
Что с тобой, дорогой мой друг?
Роль твоя не проста, и что же,
Кто сей грим наложил, о Боже!
Заострились твои черты,
И, смотрите, помолодело
У актера лицо и тело,
Что за мимика, это ль ты?
Волны черных волос копною
Непокорною за спиною
Заструились. Ишь, колдовство!
Роль сама ожила в актере,
Ей и взгляд оживленно вторит.
Образ Дьявола… каково!
Мне шептали: Андреич, плохи
Игры с Дьяволами эпохи,
Я же вечно иду на вы!
Может все это показалось,
Слишком многое в нем смешалось
От таланта до истой тьмы…
***
Страшно, страшно преображенье!
За спиною его движенье –
Черных линий парят тела.
Краткий миг, и живая крона
Обретает обличье трона.
Он на троне… Дела… Дела…
Вдруг Сосницкий (иль это Дьявол)
Палец в зрительный зал направил,
На меня ли? Бросает в жар…
Обернулся, - толпа безлика,
И опять ошалел от лика,
Проклиная актерский дар…
«Постановщик!» – вдруг Дьявол молвит,
Мой же взгляд все намеки ловит, -
Кто же это передо мной?
«Автор!» – снова звучит со сцены.
Чую, кровь будто стынет в венах,
Сердца стук зачастил шальной.
«Я?» - (привстал тяжело, робея).
«Вы! Я к вам пару слов имею,
Ведь другие в сем зале спят…
Спят и видят во сне все это,
И до самого, до рассвета
Неподвижен здесь каждый ряд…»
Осмотрелся, и вправду спали
Все, кто был здесь, в просторном зале,
Но открыты глаза у них …
Это страшно, необъяснимо,
Словно сон их укрыл незримо
И на тысяче лиц затих…
А глаза их глядят на сцену,
На мистическую подмену,
Что сейчас говорит сквозь сон.
Словно рыбьим стеклянным взглядом
Смотрит дама со мною рядом
На явившийся черный трон.
Я часы из кармана вынул
И дрожащей рукою вскинул
Звонко крышку. О, Боже мой!
Ночь. Спектакль уж пора окончить,
А теперь лишь начало! Впрочем…
Мне ли нынче спешить домой.
Уж не чувствую больше страха,
Что ж, работа, похоже, прахом
Из-за этого… существа?
Расправляю свободно плечи,
И на смену беззвучной речи,
Нахожу, наконец, слова.
***
«Что угодно вам, сударь?» - Знаю, -
Не к Сосницкому вопрошаю!
Только голос не дрогнул, нет.
Тень коснулась его улыбки.
Словно визг отдаленной скрипки,
Мне мгновенно летит ответ.
«Говорить с просвещенным мужем,
Это вы – тот, кто мне и нужен?»
«Вероятно, и что же, что?»
«Просвещенный, а в пьесе – Дьявол,
Как же так, по какому праву?
Ведь не верит в меня никто!»
«Нет, я верю! И буду верить!
В то, что здесь и за этой дверью
Ты пронзаешь умы и плоть…
В то, как важно сейчас бороться,
И как много пройти придется,
Чтоб в себе тебя побороть!»
«Но твое представленье ложно,
Побороть меня невозможно!
Беспредельна душа моя…
Ты вглядись в эту бездну взгляда,
Нынче спящего мирно стада.
Видишь дно? А на дне – я.
И сквозь призму моей тени
Видят люди во сне виденья,
Что покажут – тому и быть.
Ни вопросов, ни разночтений –
В бурных реках моих решений
Им вовек суждено плыть!».
«Но ведь я поборол, ты знаешь,
От того ты со мной играешь,
Только игры твои – пусты!»
«Поборол, говоришь? Гляди-ка,
Просыпается сам владыка,
Смотрит, в зале лишь я и ты…»
***
На сцене снова происходит нечто невероятное, перед постановщиком предстает Николай I собственной персоной (от облика Сосницкого остается только мимолетная тень).
Люди в зале продолжают спать с открытыми глазами.
Император громогласно обращается к постановщику.
«Что ж ты, сударь, идешь по краю?
Можно вспыхнуть, с огнем играя.
Ты ведь знаешь, тяжелый век…
Мог сейчас запретить я пьесу,
Но пришел не без интереса.
Нужен верный мне человек…
Я не ставлю тебе условий,
(Людям творческого сословия
Можно так повредить крыла).
Лишь ответы нужны порою,
Хоть вопросы увы, не скрою, -
В грудь твоих же коллег стрела.
И тогда уж – твори на славу!
Пусть услышит моя держава
Непокорный, бунтарский слог
Я позволю тебе, и только.
Ты о том лишь подумай, сколько
Для нее бы ты сделать мог!»
Разум стал мне шептать: «послушай,
Вот дорога к уснувшим душам,
А иначе нельзя пройти!
Осеняя их откровеньем,
Ты посеешь в умах сомненья.
У великого ты пути!
Только сердце, узнав капканы,
Вдруг заныло в груди так странно,
Сдернув вмиг пелену с лица.
Кто он, льстец мой, большой оратор,
Друг мой, Дьявол иль император?
Обманули меня, глупца?
«Я не буду твоим шакалом!
Пусть осталось во мне так мало
Здравых мыслей – один туман…
Это дьявольские проделки,
Я – доносчик, о, как же мелко…
На свободу менять обман!»
«Вы о чем, о какой свободе?
Популярны, гляжу, в народе
Размышленья о пустоте!
Пусть красиво журчит речушка,
Словно волны в пустой ракушке,
А дела все не те, не те!»
«Ошибаетесь, я свободен!
И душою на все способен,
Даже Дьявола победить!
И других научу, - узнают,
Что за роли теперь играют…
Пробудить, только пробудить!»
«Ах, герои людского рода…
Не нужна им твоя свобода!
Им бы зрелищ и хлеба. Да…
Но иным бы еще и славы,
Чтоб пред ними склоняли главы
И давалось все без труда!
А апломба! «Ведь я же гений. -
На колени все, на колени!
О свободе поговорим…»
Полно-полно, я все уж знаю,
Что хотят, и о чем мечтают…
Их сердцами я не гоним...»
***
Император снова превращается в Дьявола.
На этот раз превращение не удивляет режиссера. Он, кажется, постиг, наконец, суть происходящего.
Вижу, вновь предо мною Дьявол,
Нет и в этом сражении правил, -
Что же будет со мной в конце?
Как дурманом меня пьянило,
Так что трудно не верить было
Николаю в его лице…
«Что ж, свидетель ты – я не сдался,
Хоть в тумане твоем остался,
Ты не ведаешь, мы сильны!
И куда бы я ни был сослан,
Проклят, замкнут, бесчестно прозван,
Я опять буду ставить сны!
И они – все кто спят доселе
Будут видеть, как, в самом деле
Ты вползаешь в их яркий мир.
Встрепенувшись со сна, как птицы,
Их сердца станут снова биться,
Зазвучавши как сотни лир!»
«Ах, затейник, слова все гуще,
Только им ведь нужнее пуще
Не свободы прозрачный вкус,
А простая бутылка водки,
И на ноги тогда – колодки,
Ну и клетку стальную плюс».
«О свободе и не мечтают
Только те, кто о ней не знает!
Научу я их, научу!
Постановщиком снов ты сделал
Сам меня. А теперь – за дело!
(Если это мне по плечу…)».